Нам придется вечно плестись за этим слабым государством и прилагать нашу молодую силу для затягивания его распада.
Курт Рицлер, секретарь рейхсканцлера Ветиана-Гольвега, об Австро-Венгрии, 23 июля 1914 года
В Вене совет министров лихорадочно разрабатывал план нападения: их не интересовали какие-то политические интриги, им нужна была война против Сербии. Они стремились исключить эту страну как фактор влияния — этого требовал Франц Йозеф I. И только венгерский премьер-министр Стефан Тиза высказался против военного столкновения. Однако 14 июля и его сопротивление было сломлено, но он потребовал отказа от политики скорого нападения на Сербию. Следовало выдвинуть ультиматум, отклонение которого дало бы предлог для ввода войск.
Вечером 23 июля австрийский посланник в Белграде вручил демарш сербскому правительству, в котором содержалась настоятельная просьба исключить из всех сфер общественной жизни пропаганду против монархии Габсбургов. Основными были пункты 5 и 6: Сербия должна была допустить правительственные органы Австро-Венгрии к участию «в подавлении подрывных движений, направленных против территориальной целостности монархии», а также в судебном следствии по делу о покушении. Эти пункты делали ультиматум неприемлемым, поскольку требовали частичного отказа Сербии от государственного суверенитета.
Йозеф Редлих, член австрийского правящего дома, узнав об ультиматуме, восторженно записал в своем дневнике: «Значит, мы еще способны хотеть! Мы хотим, и не можем позволить себе быть слабыми, лучше быстрая смерть! Итак, сегодня настал великий день: будем надеяться, он приведет к оздоровлению Австрии».
В столицах Европы волнения, связанные с убийством в Сараево, давно улеглись; настали будни. Поэтому известие об австро-венгерском ультиматуме Сербии произвело эффект разорвавшейся бомбы. Русский министр иностранных дел Сазонов был вне себя: «C’est la guerre européenne! [1] Это война в Европе! (франц.) — Здесь и далее прим. пер., если не указано иное.
» — взволнованно воскликнул он. Британский министр иностранных дел Грей заявил, что это самый ужасный документ, который когда-либо направлялся независимому государству. Европа всполошилась. Каждый понимал, что близится война.
Сербский вопрос можно уладить, проявив немного доброй волн. Но с таким же успехом он может выйти из-под контроля. У Сербии много горячих сторонников среди русских. И Россия имеет союзника, Францию. Могут возникнуть непредсказуемые осложнения!
Президент Франции Пуанкаре 21 июля 1914 года в Санкт-Петербурге австро-венгерскому посланнику графу Сапари
Сербское правительство в высшей степени искусно ответило на ультиматум. Оно пообещало безоговорочно выполнить все требования, однако отклонило требование австрийских властей участвовать в расследовании покушения. В ответ на это Вена разорвала дипломатические отношения, привела в боевую готовность войска и 28 июля 1914 года объявила Сербии войну. Днем позже австрийская артиллерия обстреляла Белград. Предвидя подобное, сербское правительство еще 25 июля покинуло расположенную на незащищенном месте столицу и отдало приказ о начале мобилизации.
Война против Сербии, которую с такой легкостью рекомендовала немецкая сторона, началась. Разумеется, рейхсканцлер Германии Бетман-Гольвег беспрестанно повторял, что мир стоит перед свершившимся фактом и нужно срочно оккупировать Сербию. Правда, к «fait accompli [2] Свершившийся факт (франц.).
» армия Австро-Венгрии была не готова. Из-за затянувшейся мобилизации она смогла начать наступление лишь 12 августа.
Поэтому, чтобы остановить всеобщую катастрофу или хотя бы представить Россию о невыгодном свете, мы должны немедленно высказать пожелание, чтобы Вена начала переговоры (с Санкт-Петербургом).
Рейхсканцлер Бегман-Гольвег, 29 июля 1914 года
Тем временем все попытки британцев урегулировать угрожающий конфликт на международной конференции провалились. Шансы остановить большую войну таяли с каждым днем.
26 июля Российская империя объявила о начале «подготовки к войне». 30 июля в Санкт-Петербурге началась частичная мобилизация. Машина завертелась. На пике накала националистических страстей мобилизация армии расценивалась как бесспорное намерение воевать, что требовало незамедлительных действий. Ведь генералы считали: кто первым нападет на противника, у того и будут преимущества. Вскоре было сломлено сопротивление колебавшегося рейхсканцлера Бетмана-Гольвега, который в последние июльские дни еще предпринимал нерешительные попытки предотвратить «мировой пожар». 30 июля имперское руководство решило на следующий день в 12.00 часов объявить состояние «грозящей военной опасности» и фактически начать мобилизацию. Но 31 июля за несколько минут до 12.00 в Берлин пришло долгожданное известие: Россия объявила всеобщую мобилизацию! Наконец-то! Русские опередили их в объявлении мобилизации. Теперь перед всем миром можно было предстать жертвой нападения, миролюбивой страной, которая будет вынуждена защищаться от наступления русских. Все происходило молниеносно: военный план предусматривал нападение на Францию, заключившую союз с Россией, а затем после победы на западном фронте поворот на восток. 1 августа Германия объявила войну России, 2 августа первые немецкие части вступили в Люксембург, днем позже в Бельгию. 3 августа была объявлена война Франции. Великобритания в ультимативной форме потребовала от Берлина вывести свои войска из Бельгии, но этого не произошло, и 4 августа Лондон объявил войну Берлину.
Читать дальше