Гвидо Кнопп - История XX века. Тайны, загадки и мифы

Дело «штази» имеет определенную логику. Оно вполне соответствует политическому климату той эпохи.

Тони Тюринг, в свое время ответственный следователь, ставший тем временем председателем участкового суда в г. Арлесхайм, в интервью одной из газет даже поставил под сомнение подлинность личности Винсента Каннистраро: «Есть только показания так называемого сотрудника ЦРУ. «До сих пор мне не удалось установить даже личность этого тайного агента». Правда, с таким дознанием справился бы даже практикант газеты «Баслер цайтунг». Зато намного активнее органы, казалось, заинтересовались публикацией версии «штази» о том, «в какой мере затронуты их интересы и наступили ли сроки давности» (из заявления суда по уголовным делам кантона Базель). Ибо следствие продлилось недолго и не дало швейцарским органам «никаких новых сведений».

Теперь совершенно иначе следует рассматривать террористические инциденты 70—80-х годов в ФРГ.

Поэтому вероятной причиной аварии по-прежнему считается самовозгорание поддона с химикатом «берлинская лазурь». Весьма сомнительное предположение. Специалистам из ЦРУ не удалось экспериментальным путем довести это вещество до коксования, не. то что до воспламенения.

Таким образом, остается неизвестность и воспоминание о крупнейшей экологической катастрофе 80-х годов XX века. Две трети фонда документов наследия «штази» до сих пор не освоены. Многое, что таится в ведомстве Гаука и Бир-тель, в новостройке без окон в бывшем берлинском центре «штази» на Норманненштрассе, все еще не раскрыто, не прочитано, не проверено.

У жертв отсутствуют доказательства, поскольку они не могут предъявить инструменты пыток и не знают своих палачей.

Но даже если когда-нибудь сотрудники Марианны Бир-тель обнаружат письменное подтверждение причастности КГБ и «штази» к химическим авариям на Рейне в 1986 году, для швейцарских властей с 1 ноября 2001 года дело «Сандоз» подпадет под действие закона о сроке давности.

Логичный и последовательный — если оглянуться назад, путь к воссоединению Германии представляется почти неизбежным. Чем иным мог закончиться ход событий, начавшийся 9 ноября 1989 года с открытия стены, как не радостным фейерверком, озарившим 3 октября 1990 года Бранденбургские ворота? Казалось, большая политика перевела стрелки на мирное воссоединение. Прямым и беспрепятственным — таким описывают сегодня путь к единству. Казалось, не было моментов, когда бы грозила опасность провала. То, что за кулисами нагромоздили огромные препятствия, чтобы заставить сойти с рельсов поезд к единству, долгое время оставалось тщательно оберегаемой тайной.

Это было важное звено в цепи исторических событий: 12 сентября министры иностранных дел обоих немецких государств и четырех держав-победительниц во Второй мировой войне подписали в Москве договор «два плюс четыре». «Договор об окончательном урегулировании в отношении Германии» закрепил имеющее огромные последствия изменение послевоенного устройства Европы. Германия снова получила полный суверенитет.

На протяжении 40 лет существовали две Германии. Одна была прочно закреплена в семействе западных демократий, другая крепко привязана к социалистическому лагерю. Теперь должно было осуществиться то, чего неполных десять месяцев назад требовали демонстранты в Лейпциге: Германия, объедини родину.

После подписания договора Кондолиза Райс, внешнеполитический советник президента США Джорджа Буша, встретилась еще раз с Сергеем Ахромеевым, маршалом Советского Союза. Пока обслуживающий персонал убирал после торжественного акта, два представителя сверхдержав беседовали в почти пустом конференц-зале. Это был момент оценок. «Вот вы и осуществили свою политику. Мы могли помешать этому. Наверно, нам следовало помешать», — сознавая свое бессилие, признал советник Горбачева. Доверенное лицо американского президента переспросила: «Силой? Военной акцией против собственного руководства? Мы всегда боялись, что может произойти нечто подобное».