Хроники сохранили известия о том, как в сентябре — октябре 1315 года английский король Эдуард II и королева Изабелла Французская, остановившись в аббатстве Сент-Олбанс со свитой, не могли приобрести хлеба — в округе его попросту не было, а запасы монастыря истощились. Если уж муку и зерно не смогли найти для монарха с супругой, то что говорить обо всех остальных? Король Франции Людовик X, собравшийся в очередной поход на Фландрию, вынужден был повернуть обратно, поскольку войско в прямом смысле этого слова увязло в грязище: дороги и поля развезло настолько, что рыцарская кавалерия не смогла по ним пройти.

Эдуард II Английский и королева Изабелла. Миниатюра, XIV век.
Снова попытались засеять озимые, ровно с тем же результатом — весной 1316 года они не взошли. Зима была еще холоднее, чем предыдущая, снег сошел только к маю, о посевной думать практически не приходилось: «потоп» продолжался. Хлебный дефицит становится катастрофическим — истощается посевной фонд, поскольку он идет в пищу, подвоз зерна с юга мизерный, цены запредельные. Если год назад призрак голода лишь маячил в отдалении, то сейчас он стучится в любой дом — от крестьянской халупы до парижского замка Консьержери.
У дворян есть «стратегический резерв» — охота в лесных заказниках, куда простецам вход закрыт, да и выложить пяти-, а то и десятикратную сумму за зерно благородные господа вполне в состоянии. Но есть еще и городские жители, в прежние времена твердо убежденные, что благополучное и зажиточное село снабдит город всем необходимым, как это и происходило на протяжении минувших трехсот лет.
В 1316 году положение в городах даже чрезвычайным-то назвать сложно. Продовольствие отсутствует вообще — вспомним о недавнем забое скота, не говоря уже о хлебном неурожае, а равно резком снижении производства овощей: банальную репу или капусту тоже крайне трудно вырастить на грядках, превратившихся в жидкую грязь. Европейская экономика идет вразнос: впервые за многие века случился продовольственный кризис библейских масштабов. Продается все — от ценных вещей до утвари и недвижимости, лишь бы найти необходимый минимум пищи. Средний рост цен на зерно составлял 320 % по сравнению с 1314 годом, то есть буханка черного хлеба, сейчас стоящая в России в среднем 35 рублей, обошлась бы в 120–140 рублей.
Из всего вышеперечисленного проистекли уже знакомые нам по голодным периодам X века коллизии. Вспомнилась старинная традиция «выносить детей из дома» и оставлять на голодную смерть в лесу, престарелых также выгоняли за ворота, в пищу употреблялись всевозможные суррогаты от лебеды до желудей и древесной коры, наконец, в некоторых областях дело кончилось каннибализмом.
Тут стоит вспомнить об известном всем архетипе «Гензель и Гретель» или, во французском варианте, «Жанно и Марго» — предположительно, эта милая сказочка ведет свой род из Лотарингии, пострадавшей от Великого голода 1315–1317 годов даже поболее, чем другие регионы Франции. Только что в разделе, посвященном средневековому детству, мы упоминали, что ребенок в те времена не был огражден от событий повседневности, и потому «детская сказка» в ее изначальном варианте, появившемся как раз в первой половине XIV века, больше напоминает хоррор авторства Стивена Кинга. Адаптированные версии, принадлежащие перу братьев Гримм и других авторов Нового времени, куда более прилизаны и политкорректны. В описываемую же эпоху похождения Жанно и Марго выглядели следующим образом.
…Началось все с того, что двое детишек случайно подслушали разговор папеньки и маменьки, обсуждавших кулинарную проблему и попутно точивших ножи: как бы зарезать Жанно и Марго и приготовить из них сытное жаркое с подливой. Дети, не будь дурнями, поняли, что голодные родители ничуть не шутят, и довольно резво удрали в лес, причем Жанно-Гензель, как умный мальчик, набрал камушков, чтобы отметить дорогу и вернуться, когда опасность минует.
Прожив несколько дней в лесу на ягодах и желудях, Жанно с Марго окончательно оголодали и решили вернуться в отчий дом — проверить, не изменилась ли ситуация. Изменилась, но не в лучшую сторону: папенька с маменькой где-то раздобыли хлеба (с учетом тогдашних нравов можно предположить, что украли или ограбили путника на дороге), а теперь искренне сожалели об исчезновении детишек. Мол, хлеб наличествует, а мясная подлива подло сбежала.
Читать дальше