Встает вопрос: являлось ли детство в эпоху Средневековья категорически отстраненной категорией социального бытия или нет? С учетом, что упомянутый выше Арьес полагает: в ту эпоху абсолютно не учитывались психологические особенности детского возраста — это в отличие от Древнего Рима, где система школьного и подросткового воспитания была развита весьма глубоко.
На примере недавней цитаты из Григория Турского, описывавшего массовую эпидемию менингита в раннесредневековом королевстве франков, мы видим, что отношение к маленьким детям со стороны взрослых было не менее нежным, чем в современные времена, — достаточно вспомнить слова св. Григория: «Мы потеряли милых и дорогих нам деток». Однако мы помним, что все западноевропейские королевства (Франция не исключение) ведут свой род от варварских государств, образовавшихся на месте павшего Рима, и некоторые варварские традиции прижились настолько крепко, что им следовали и спустя полтысячелетия после Меровея и Хлодвига.
Одной из таких традиций, присущих германским варварам, являлось воспитание ребенка в чужой семье, что способствовало укреплению связей между влиятельными родами, а при развитии феодальной системы играло важную роль в укреплении позиций семьи и сеньора. Разумеется, такая форма воспитания прежде всего относилась к мальчикам, из которых должны были вырасти не только храбрые рыцари, но и верные вассалы. Арон Яковлевич Гуревич утверждает, что «отношения между воспитанником и воспитателем нередко были более тесными, нежели отношения между сыном и отцом»; это подтверждается многочисленны мисредневековыми свидетельствами, хрониками и мемуарами.
Впрочем, существовала и домашняя система воспитания, но касалась она исключительно старших сыновей, наследующих по майорату. А поскольку семьи были многодетными и последующие сыновья не наследовали, зачастую их в малолетнем возрасте отдавали в монастырь — карьера на церковной стезе считалась не менее достойной и выгодной для семьи, чем карьера светская. Многие из выдающихся схоластов, ученых и писателей Средневековья обладали самым благородным происхождением, но в мире господства майората места им не находилось. Таких молодых людей принимала в свое лоно Святая Мать-Церковь и позволяла полностью реализовать свои интеллектуальные возможности. Мы помним, что центрами учености и книжничества являлись именно монастыри, а обладай ребенок достаточным талантом, усидчивостью и хоть капелькой честолюбия, можно было бы просквозить не то что в аббаты или епископы, но даже в кардиналы, а то и в римские папы — папа же обладал властью, не сравнимой с влиянием любого из светских владык.
Однако все вышеперечисленное относится к дворянским семьям — сиречь к меньшинству. Средний класс, а именно горожане, также отдавал детей на воспитание коллегам по цеху, что означало ранний и достаточно тяжелый труд: вспомним приведенную выше статистику о травматизме городских детей. На селе дела обстояли значительно проще: чем больше рабочих рук в семье, тем выше шанс снять неплохой урожай и быстрее закончить сезонные работы, зачастую подразумевавшие еще и барщину. Как только крестьянский ребенок становился «дееспособным», то есть начинал ходить на своих двоих, соображать и помогать по хозяйству, он вливался в дружный семейный трудовой коллектив.
Арьес трактует средневековую цивилизацию как «цивилизацию взрослых» — на примере Эгиля Скаллагримссона мы видели, что мальчишка был полностью подготовлен для того, чтобы совершать взрослые поступки, а родители и окружающие соответственно к таковым поступкам относились. Но это не означает, что «воспитание» как таковое отсутствовало вовсе, а период детства ориентировочно до семи-восьми лет был безрадостным и беспросветным. Археологами найдены детские игрушки той эпохи, а это означает, что отроков вовсе не оставляли без внимания. Однако и тут есть своя специфика — с чем играл семилетний мальчик-дворянин? Разумеется, с оружием, пускай и не заточенным. Во многих музеях Европы, включая Санкт-Петербургский Государственный Эрмитаж, мы можем видеть детские доспехи, совершенно такие же, как у взрослых, но предназначенные для детей совсем небольшого возраста.
Сын короля Англии Эдуарда III Эдуард Чёрный Принц в 14–15 лет впервые участвует вместе с отцом в короткой фландрийской кампании, а через год более чем успешно командует одной из «баталий» английского войска в грандиозной битве при Креси. Когда часть французской кавалерии прорвалась к позициям Черного Принца, его приближенные отправили к королю гонца, рыцаря Томаса Нориджа, просить о подкреплении. Летописи сохранили весьма показательный диалог между Нориджем и королем:
Читать дальше