– Не существует закона, по которому его можно было бы арестовать, – ответил профессор.
– Несмотря на то что он непосредственно причастен к массовым убийствам? – возмутился Лемкин.
– Представьте себе человека, который разводит кур, – предложил ему профессор. – Когда ему вздумается, он этих кур убивает. И что с того? Это не ваше дело. Вы не можете ему помешать, не можете посягать на его собственность.
– Армяне же не куры! – резко возразил Лемкин.
Профессор сделал вид, будто не заметил этой юношеской вспышки, и от сравнения вернулся к реальности:
– Если вы попытаетесь вмещаться во внутренние дела государства, вы посягнете на его суверенитет.
– Значит, Тейлирян, убивший одного человека, – преступник, а этот человек, загубивший миллион жизней, – нет?
Профессор пожал плечами. Лемкин казался ему «молодым максималистом».
– Когда вы изучите международное право…
Насколько достоверен этот рассказ? Лемкин не раз еще вернется к этому разговору {283} 283 Herbert Yahraes. He Gave a Name to the World’s Most Horrible Crime // Collier’s, 3 March 1951. P. 28.
: он утверждал, что суд над Тейлиряном повлиял на всю его жизнь. Боб Сильверс, издатель New York Review of Books , выслушал эту же историю в 1949 году, когда учился в Йельской школе права (преподаватель ему запомнился как «одинокий, одержимый, непростой, эмоциональный, держащийся особняком, экспансивный» и не столько очаровательный, сколько «пытавшийся очаровать» {284} 284 Роберт Сильверс, интервью с автором 11 декабря 2011 года, Нью-Йорк.
). Лемкин рассказывал эту историю сценаристу, дипломатам, журналистам. Меня заинтересовало, кем мог быть тот неназванный профессор, с кем сложился этот судьбоносный диалог. Один ключ у меня имелся: Лемкин должен был хорошо знать преподавателя, чтобы решиться бросить ему вызов в формальной обстановке университетской аудитории.
Я обратился к профессору Роману Шусту, декану исторического факультета Львовского университета, который, как считалось, «знал всё» о прошлом этого учреждения. Мы встретились в тот самый день, когда Европейский суд по правам человека вернулся к обсуждению волновавшей Лемкина проблемы и постановил, что Турция не может предъявлять уголовное обвинение тем, кто называет убийства армян геноцидом {285} 285 Алту Танер Акчам против Турции (дело № 27520/07), Европейский суд по правам человека, постановление от 25 октября 2011 года.
(как мы знаем, самого этого слова еще не существовало в 1915 году, когда истребляли армян).
Декан Шуст занимал небольшой кабинет в бывшем австро-венгерском парламенте, здание которого было передано университету.
Крупный мужчина с пышными седыми волосами и приветливой улыбкой, удобно развалившись в кресле, поглядывал на меня, явно удивляясь тому, что лондонский юрист настолько увлечен историей его города. О Лемкине он кое-что слышал, о Лаутерпахте – ничего, и проявил большой интерес к архивным материалам, которые нам с Иваном удалось найти.
– Известно ли вам, что, когда нацисты явились сюда в 1941 году, они проверили студенческие досье в поисках евреев? – негромко спросил профессор Шуст, указывая ту строчку в анкете, где Лемкин написал «моисеево», обозначив свое вероисповедание и тем самым национальность. Студенты бросились в архивы уничтожать свои документы, преподаватели – тоже, в том числе и профессор Аллерханд, у которого учились и Лаутерпахт, и Лемкин. – Знаете, что случилось с профессором Аллерхандом? – продолжал декан.
Я кивнул.
– Убит в Яновском концлагере {286} 286 Яновский концлагерь создан в октябре 1941 года в северо-западном пригороде Лемберга, рядом с фабрикой, по адресу Яновская улица, 134. Leon Weliczer Wells. The Janowska Road . CreateSpace, 2014.
, – сам ответил на свой вопрос декан. – Прямо тут, в центре города. Немецкий полицейский расправлялся с евреем. Профессор Аллерханд попытался отвлечь его и задал простой вопрос: «Разве у вас нет души?» Полицейский обернулся, вынул пистолет и пристрелил профессора. Об этом написал в воспоминаниях другой заключенный.
Декан Шуст тяжело вздохнул.
– Попробуем выяснить, с каким профессором беседовал Лемкин.
Он пояснил, что в 1920-х годах, как и сейчас, среди сотрудников университета можно было найти людей самых разных убеждений.
– В ту пору некоторые отстраняли от занятий евреев или украинцев. А другие велели студентам-евреям занимать только задние скамьи.
Профессор Шуст заглянул в документы Лемкина.
– Оценки низкие, – отметил он. Вполне вероятно, причиной тому национальность Лемкина, вызывавшая «негативное отношение» некоторых профессоров, сторонников Национал-демократической партии.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу