Музейная площадь чуть севернее мэрии была мне знакома: там располагался блошиный рынок, в том числе целая библиотека под открытым небом из книг, газет и открыток, дававших полное представление о бурной и мучительной истории города в ХХ веке.
Мой сын купил советские часы с кукушкой (сине-красные, с металлическими деталями), а я тем временем рылся в ошметках австро-венгерского периода, в польских открытках и немногочисленных предметах с надписями на идише или иврите. Первостепенным товаром, судя по цене, здесь считались предметы, относящиеся к трем годам под нацистской властью: я углядел узнаваемой формы темно-зеленый Stahlhelm (стальной шлем) со свастикой на одном боку и символом СС на другом, но продавец отогнал меня, когда я подобрался чересчур близко.
Государственный архив занимал обветшавшее здание XVIII века, примыкающее к бывшему доминиканскому монастырю, – часть барочной церкви святой Евхаристии. В советскую эпоху церковь использовалась как музей религии и атеизма; теперь здесь Украинская греко-католическая церковь. Вход сторожила бабушка в платке.
– Вы зачем? – крикнула она.
Иван произнес пароль «архив» с такой уверенностью, что нам позволили войти. Секрет заключался в том, чтобы двигаться не останавливаясь.
К читальне мы прошли через заросший сад с розовыми кустами, потом поднялись по металлической лестнице – ковер на ней размок от дождей. Никакой вывески на втором этаже не было, в коридоре не горел свет, на стеллажах вдоль стен – осколки лембергианы, папки с документами: окончательное отступление австро-венгерской армии в ноябре 1918 года, провозглашение независимой и недолговечной Западно-Украинской народной республики – в тот же день; вторжение немцев в советский Львов на исходе июня 1941 года, указ губернатора Ганса Франка о включении Галиции в состав его генерал-губернаторства (август 1941 года) и еще один указ – о закрытии всех школ и университетов Лемберга (сентябрь 1941 года).
В конце коридора неоновый свет мерцал над входом в читальный зал. Здесь у нас приняли запрос – кроме архивариуса в зале было пятеро читателей, из них одна монахиня и двое крепко спящих. Было тихо, пока не погас свет – такое случалось ежедневно и длилось недолго. Тогда начиналось не слишком шумное движение; впрочем, однажды я заметил, что монахиня спокойно спала, пока не включилось электричество. Архивариус велел прийти завтра в десять утра и получить заказанные книги. Наутро меня ждали три горы книг, аккуратно выложенные на деревянный стол: три высокие башни из кожи, пыли, рассыпающейся бумаги. Это были матрикулы юридического факультета с 1915 по 1919 год.
Мы начали с осени 1915 года, последовательно перебирая сотни заполненных от руки бланков, которые лежали в алфавитном порядке по именам студентов. Указывалась национальность: поляк, моисеева рода (то есть еврей); украинцев оказалось очень мало. Утомительная работа. Нужны были имена студентов вместе со списком пройденных предметов, количеством часов и именами преподавателей. На обороте каждого листа имелись дата и подпись.
Юридический факультет (слева, второй сверху), вокзал (справа, второй сверху), отель «Георг» (справа внизу). Лемберг. 1917
Иван, опираясь на труд своего друга Игоря, обнаружил первый относящийся к Лаутерпахту документ, датированный осенью 1915 года, вскоре после ухода русской армии. В итоге мы получили почти полный набор {93} 93 Государственный архив Львовской области. Ф. 26, оп. 15, д. 171, с. 206 (1915–1916, зима); д. 170 (1915–1916, лето); д. 172, с. 151 (1916–1917, зима); д. 173 (1917–1918, зима); д. 176, с. 706 (1917–1918, лето); д. 178, с. 254 (1918–1919, зима).
, семь семестров с 1915-го по 1919-й – годы, сформировавшие Лаутерпахта. Был обозначен и домашний адрес: дом 6 по улице Рутовского, ныне Театральной, в двух шагах от моей гостиницы. Я уже проходил мимо этого дома и даже обращал внимание на красивые металлические двери с двумя большими L в центре, в круглых металлических рамах: Лаутерпахт? Лемберг? Львов?
Теперь я знал, что студенческая жизнь Лаутерпахта началась с изучения римского права и немецкого публичного права, за которыми последовал курс лекций о душе и теле и другой об оптимизме и пессимизме. Среди первых его учителей я обнаружил только одно знакомое имя: профессора Освальда Бальцера, преподавателя истории права в Польше и Австрии (это два разных предмета) {94} 94 Manfred Kridl, Olga Scherer-Virski. Survey of Polish Literature and Culture. Columbia University Press, 1956. Р. 3.
. Бальцер был практикующим адвокатом, он вел конфиденциальные дела для властей Австрии и Галиции. Самым известным – я наткнулся на него, когда писал работу о пограничных спорах, – стал относившийся еще к XIX веку спор о принадлежности двух озер в Татрах. Этот практикующий адвокат, прагматичный человек, существенно повлиял на Лаутерпахта.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу