Персиваль Элгуд - Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э.

Оказавшись в Канопе, где их разместили в весьма комфортных условиях и сытно кормили за счет царской казны, жрецы провели несколько приятных недель, не забывая при этом записывать результаты своих размышлений. В итоге появился пространный декрет, в тексте которого признавалась божественная сущность правящего царя, названного вместе с супругой богами-Эвергетами, то есть «Благодетелями». В нем перечислялись достоинства и подвиги правителя и увеличивалось число божественных почестей, которых должна была удостоиться царская чета. Так, в декрете постулировалось создание пятой категории жречества – «жрецов богов-благодетелей», устанавливались божественные почести, которые следовало оказывать умершей девочке – дочери Эвергета Беренике, к тому времени уже обожествленной и объявленной басилиссой. Первый день египетского месяца паини, «когда восходит звезда Исиды», должен был стать священным. Реформа календаря, как сказано в декрете, была необходима для того, «чтобы времена года правильно совпадали с устройством мира». В данном источнике также предписывалось «через каждые четыре года добавлять один день, праздник богов – благодетелей, после пяти добавочных дней».

Однако это правило не исполнялось. Власти тщетно призывали всех жителей Египта использовать новый календарь и признать 311 г. до н. э., когда умер Александр, сын Роксаны, отправной точкой для нового летосчисления. В Александрии все тексты, как и прежде, датировались по македонскому лунному календарю, а в хоре продолжили определять ход времени, основываясь на неточном солнечном календаре. Традиционализм одержал победу.

Собрание было распущено, жрецы отправились домой, а боги-благодетели задумали строительство нового храма, призванного превзойти по своим размерам все древние святилища. Царская чета долго размышляла над выбором места для храма и божества, которое будет в нем почитаться. Они отказались от Мемфиса и Фив, от Осириса и Исиды, так как связь первых с фараонами, а вторых – с Александрией была слишком тесной.

В поисках места, слава которого померкла, и бога, доблесть которого была позабыта, они вспомнили о Верхнем Египте. То, что Эвергет и Береника искали, находилось посередине между Филэ и Фивами. Это был древний город Эдфу, где, как считалось, Имхотеп, архитектор и целитель, живший во времена представителя III династии Джосера, возвел святилище Хора, почитавшегося здесь в облике сокола. Легенда понравилась царской чете, и они приказали построить в Эдфу храм, до сих пор противостоящий воздействию времени.

Эвергет решил провести архитектурный эксперимент и в Фивах. Его буквально очаровал Карнак со своими боковыми приделами, возвышающимися обелисками и многочисленными святилищами. Пройдя вокруг стен храма, царь увидел массивный пилон, построенный по приказу Рамсеса II, и решил превзойти своего великого предшественника. Он мог присвоить себе один или два рельефа, вырезанные на пилонах, как делали прежде некоторые фараоны, приказывавшие стереть старый текст и заменить его новым – посвященным их собственным подвигам. Но Эвергет не хотел грабить мертвых царей и не был хвастуном, охваченным жаждой прославления собственных побед. Его подношение Хонсу, третьему представителю фиванской триады, было довольно скромным и ограничилось сооружением нового входа в храм, увенчанного изображением Хора Бехдетского, распростертые крылья которого защищали богов-благодетелей.

Затем царь отправился к первому порогу Нила и воспылал искренней любовью к прелестному острову Филэ. Впечатленный красотой этого места, Филадельф решил возвести храм Исиды, божественной покровительницы острова. Но вскоре его интерес к строительству храмов ослаб, и претворением идеи отца в жизнь занялся только его сын.

На обратном пути в Александрию Эвергет проезжал мимо поселений евреев, трудолюбивых и мирных людей, поклонявшихся единому богу и заключавших браки только друг с другом. Интерес к судьбе этих людей царь унаследовал от деда, оказывавшего им покровительство, и отца, выкупившего за довольно внушительную сумму 120 тысяч еврейских военнопленных. Эвергет долго размышлял о причинах этой необычной щедрости, а по прибытии в Мемфис узнал, что иерусалимский первосвященник Хоний категорически отказался платить Египту дань в размере 20 талантов.

Настроение царя переменилось. Из-за этого акта демонстративного неповиновения Эвергет впал в ярость и предложил Хонию сделать выбор – или он платит, или египетские солдаты оккупируют Иерусалим. Испуганный первосвященник повелел своему племяннику Иосифу спешно отправиться в Египет и объяснить царю, что единственная причина его отказа платить заключается в бедности Иерусалима. Будучи человеком, умеющим снискать расположение, Иосиф произвел при дворе прекрасное впечатление. Он ночевал во дворце в Александрии, ел за царским столом, короче говоря, из смиренного просителя превратился в уважаемого гостя. О дани не было сказано ни слова. Иосиф (возможно, по просьбе самого Эвергета) тратил свое время на то, чтобы присутствовать на аукционах по продаже права сбора налогов.