Персиваль Элгуд - Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э.

Македонянин, ставший вдовцом в возрасте до сорока лет, редко решал остаться в одиночестве до конца своих дней, и Филадельф вскоре снова начал интересоваться женщинами. Через год после смерти жены он нашел себе новую спутницу – женщину по имени Билистиха, девушку атлетического сложения, присуждавшую и завоевывавшую награды на Олимпийских играх. Для того чтобы все окружающие точно заметили красоту ее тела, эта женщина предпочитала носить просвечивающие одеяния. Приверженцам Арсинои не приходилось обижаться – подобные временные союзы стали весьма характерны для Александрии, и даже трезво мысливший Птолемей Сотер не видел ничего дурного в содержании нескольких фавориток. Строгие дамы старшего возраста, должно быть, фыркали при виде этих гетер, но Лаис и Фрина, жившие еще ранее, были выдающимися в своем роде женщинами, а жители Александрии, города любви, последовали образцу коринфян. Но Билистихе было далеко до Аспасии, и ее соперницы и преемницы определенно не подражали знаменитой возлюбленной Перикла.

Филадельф постепенно становился все менее требовательным при выборе подруг. Он лишился осмотрительности и приближал к себе в основном простых женщин и рабынь, таких как флейтистки Мнесида и Пофина или певица Миртия. К их числу принадлежали также полногрудая египтянка Дидима, возможно больше всего привлекавшая царя, и Клино, любившая изображать из себя вторую Арсиною. Правда, последней это не очень удавалось, и александрийцы громко смеялись, когда маленькая кравчая выходила в город, увенчав голову двойным рогом изобилия, символом покойной царицы. Но Филадельф уже не был пленен ни этими женщинами, ни характерным для него в юности убеждением о том, что правитель должен доставлять и получать удовольствие. С ними он просто отвлекался от государственных дел, ставших для него смыслом жизни.

В то время Египет действительно нуждался в том, чтобы им правил хладнокровный человек. Наместник Кирены Магас говорил и вел себя так, будто был независимым правителем. Сын Селевка Антиох готовился вернуть себе Киликию и Финикию, а в Афинах Хремонид призывал сограждан сбросить македонское иго. Слова Хремонида о том, что Филадельф, следуя примеру своих предков и намерениям сестры, готов с рвением защищать свободу греков, ободряли эллинов и приводили в уныние их врагов. Правда, самого Птолемея они тоже огорошили, так как он не собирался проникаться к грекам более теплыми, чем уже имевшиеся, чувствами. Но его уже взяли в оборот, и Хремонид не собирался оставлять царя в покое до тех пор, пока к Пирею не подплывет эскадра египетских кораблей. Но она прибыла слишком поздно – Афины уже были осаждены, и флотоводец Патрокл не рискнул высаживать солдат на берег. В конце концов Афины сдались, и Филадельф перестал интересоваться их судьбой. Тогда он думал не столько о Греции, сколько об Италии.

На протяжении жизни уже более чем одного поколения там господствовал Рим, превосходство которого в конце концов смогли сдержать только галлы на севере и греческие города-государства на юге. Первой причиной для неизбежной борьбы стал Тарент, жители которого обратились к царю Эпира Пирру с просьбой о помощи. Последний хорошо знал Египет – он уже успел насладиться местным гостеприимством, был женат на родственнице египетских царей и дружил с сыном и наследником Птолемея Филадельфом. Поэтому он смело обратился к правителю Египта за помощью. Но тот не хотел вмешиваться в чужую войну и, посоветовавшись с Арсиноей, пропустил слова Пирра, просившего предоставить ему корабли и деньги, мимо ушей. Благодаря этому в конце войны Филадельф мог с чистой совестью поздравить римский сенат с победой.

За этим последовал мирный договор между Римом и Египтом. В Рим отправилось египетское посольство, а затем римляне отдали долг вежливости. Надвигалась война с Карфагеном, и власти Республики были рады заполучить нового союзника в бассейне Эгейского моря. Филадельф гостеприимно встретил римских послов и стал упрашивать их принять скромные подарки. К его удивлению, трое римлян вежливо, но твердо отказались, заявив, что за свои труды им достаточно признания Республики. Союз сохранился, и, когда карфагеняне попросили Филадельфа позаимствовать им 3 тысячи талантов, тот пожалел о том, что римляне первыми обеспечили себе его дружбу. Но со временем оказалось, что принятое им решение выгодно Египту – через сто лет сенат вернул долг, приказав правителю Сирии Антиоху IV выбирать: либо он уходит из Египта, либо римский народ объявляет ему войну.