Какое же отношение этногенез имеет к политике и какие цели преследуют этнические версии истории кроме задачи консолидации этнической группы? Во-первых, идее самобытности колониальная история не подходит — требуется своё собственное, т. е. доколониальное прошлое. Во-вторых, для борьбы за политические права, особенно политическую автономию, нужна история своей собственной государственности, и, если такая история не обнаруживается, её изобретают. В-третьих, этнотерриториальный принцип административного устройства неизбежно придаёт огромное значение историческим границам этнических территорий. Отсюда та небывалая роль, которую в поздний советский период внезапно получила историческая география. В-четвёртых, отдельные этнические группы нуждаются в своих собственных героях, боровшихся за свободу или сопротивлявшихся захватчикам [8] Об этом на примере мордвы см.: Shnirelman V. A. Purgas und Pures: Urahnen der Mordwinen und Paradoxa der mordwinischen Identität // Eugene Khelimsky (hers.). Mari und Mordwinen im heutigen Russland: Sprache, Kultur, Identität. Wiesbaden: Harrasowitz-Verlag, 2005. S. 529–563. См. также: Румянцев С., Аббасов И. С кого начинается родина? Парадоксы формирования национальной идентичности путём апроприации «экстерриториального» национального героя // Ab Imperio, 2006. № 2. С. 275–321.
. В-пятых, нужны праздники, сплачивающие группу. При этом кроме символического капитала большую роль могут играть и более прагматические интересы, ибо празднования значительных событий в жизни республик или юбилеев городов сопровождаются щедрыми финансовыми вливаниями. Наконец, чтобы социально значимые версии истории стали достоянием масс, они должны преподаваться в школе. Именно школьное образование превращает исторический миф в народное знание и «объективную истину».
В век научных технологий любая версия истории, чтобы получить признание, должна иметь документальное подтверждение. Но ведь для многих народов это несбыточное требование, ибо самые ранние сведения о них относятся к колониальному времени, когда их предки входили в состав более крупного государства или колониальной империи. Здесь-то и появляется соблазн фабрикации документов, призванных обеспечить этнический (национальный) ренессанс. Именно в этом контексте перед нами и встаёт тема подделок.
Подделки исторических документов — это старая проблема, знакомая историкам с тех самых пор, как история стала наукой [9] См., например: Козлов В. П. Тайны фальсификации. Анализ подделок исторических источников XVIII–XIX веков. М.: АО «Аспект Пресс», 1994.
. Причины подделок многообразны: здесь и личные амбиции «непризнанных талантов», и просто стремление заработать на кусок хлеба, и желание обосновать права на наследство или высокий статус. Но имеется особая категория подделок, связанная с групповыми интересами, когда речь идёт о славных предках, их великих деяниях и достижениях, победах и поражениях, исторической территории и древней государственности. Именно такого рода подделки и будут здесь рассматриваться.
К подделкам может быть двоякое отношение. Классический историк их, безусловно, отвергает как лишний шум, мешающий сосредоточиться на реальных исторических проблемах. Но историк, занимающийся социальной памятью, а в ещё большей степени культурный антрополог, интересующийся проблемами национализма и идентичности, видят в них важный источник, помогающий лучше понять общественные настроения и тем самым дух времени [10] Первым в отечественной науке эту проблему поднял К. Н. Бестужев-Рюмин. Об этом см.: Киреева Р. А. К. Н. Бестужев-Рюмин и историческая наука второй половины XIX в. М.: Наука, 1990. С. 90.
. Ведь иной раз бывает, что подделка поначалу остаётся невостребованной, и её создатель умирает в безвестности. Однако проходит время, общество вступает в новую фазу развития, и находятся люди, обнаруживающие забытую подделку и с энтузиазмом возвращающие её к жизни.
Поэтому нас должны интересовать не только сами подделки или их создатели, чаще всего остающиеся за кадром, а и то, кто и почему заинтересован в их популяризации, как на это реагирует общественное мнение и почему в ряде случаев общественность встречает такие документы с поразительным доверием и не соглашается видеть в них фальсификации, каковыми они на самом деле являются. Например, чешское общество XIX — начала XX в., несмотря на все усилия некоторых местных историков, никак не могло поверить в поддельный характер Краледворской и Зеленогорской рукописей, созданных известным энтузиастом национального возрождения Вацлавом Ганкой. Только высочайший авторитет чешского философа и будущего первого президента Чехословакии Томаша Гаррига Масарика смог развеять иллюзии и поставить точку в этой долгой истории заблуждения.
Читать дальше