Элеанор Херман - Элегантная наука о ядах от средневековья до наших дней [Как лекарственные препараты, косметика и еда служили методом изощренной расправы]

Порфирия довольно редко проявляется в возрасте пятидесяти лет. Вероятно, приступы начались, когда стала высокой концентрация мышьяка в крови, за что следует благодарить королевские кремы и пудры. Пытаясь исцелить монарха, врачи невольно напичкали его лекарством, которое лишь усугубило приступы и в конечном итоге полностью лишило его рассудка.

За две тысячи лет до этого Александр Македонский, умирая в Вавилоне, сокрушался на смертном одре: «Я, тридцатидвухлетний старик, погибаю оттого, что у меня было слишком много врачей».

Если посмотреть на наши квартиры, заставленные мебелью из IKEA, можно только вздыхать при мысли о мраморных полах, золоченых потолках и изящной резной мебели европейских дворцов в прошлые века. Возможно, мы бы завидовали куда меньше, если б вспомнили о том, что эти великолепные покои населяли паразиты, бактерии, вирусы и естественные токсины, и все они свели в могилу куда больше людей, чем мышьяк.

Дворцы были по сути царством навоза. В лакированных кабинетах стояли ночные горшки, наполненные вонючей смесью из человеческих отходов. Содержимое ночных горшков сбрасывалось в отхожее место (открытое отверстие с деревянным сиденьем и прямым спуском в крепостной ров, где часто и плавали человеческие отходы), либо в подвал дворца, который принимались чистить – и то была нелегкая работа, – когда он наполнялся до отказа. Подвалы «Великого дома облегчения» Генриха VIII – роскошного двухэтажного туалета в Хэмптон-Корт с двадцатью восемью отверстиями, предназначенными для справления нужды – переполнились до предела, прежде чем их вычистили.

Часто выгребные ямы прорывали через стены к земле (и тогда их содержимое смешивалось с грунтовыми водами) либо к другим помещениям. 20 октября 1660 года лондонский журналист Сэмюэл Пипе пережил крайне печальный опыт: стена подвала, которую он делил со своим соседом, так пропиталась отходами из выгребной ямы, что они начали просачиваться на его территорию. «Спустившись в подвал, я ступил в огромную кучу экскрементов, – писал он, – и понял, что отхожее место мистера Тернера переполнено, и его содержимое торопится занять мой подвал, что меня весьма обеспокоило». Без сомнения, это обеспокоило бы нас всех.

Ослепительные барочные театры, где Мольер и Драйден дебютировали со своими остроумными пьесами, также были переполнены калом. В каждой из роскошных личных лож стояло по ночному горшку для высокородных гостей. Сегодня кажется несколько странным представлять себе друзей и незнакомцев, беспечно опорожняющих мочевые пузыри и кишечники по соседству во время просмотра спектакля. Можно лишь надеяться, что у них хватало манер делать свои дела за ширмой и, если подразумевались некие громкие звуки – подождать, пока литавры и тарелки в оркестровой яме заглушат шум.

Роже де Рабютен, граф де Бюсси, рассказывал, как однажды вечером в парижском театре две дамы – они остались в истории как мадам де Сол и мадам де Треймуль – сходили по-большому в ночные горшки, «а затем, дабы избавиться от неприятного запаха, вылили все вниз» – прямо на растерянную публику, которая разразилась протестующими криками и выгнала женщин из театра. Даже по шатким стандартам этикета XVII века это был перебор.

В крупных испанских городах власти ставили кресты в местах, традиционно используемых как уборные, снабжая их надписями: «Не испражняйтесь подле крестов». В начале XVII века поэт Франсиско де Кеведо написал на вывеске: «Не ставьте кресты там, где мне угодно испражняться».

Некоторые придворные опорожняли кишечник в публичных местах. В отчете о жизни парижского Лувра за 1675 год утверждалось: «На парадных лестницах… за дверями, а также почти везде можно ежедневно отыскать человеческие экскременты, оставленные здесь по зову природы, кои пахнут невыносимо».

Многих врачей беспокоила не столько угроза заражения через кал (поскольку причины возникновения инфекции на тот момент еще не были установлены), сколько «зловонные испарения». Отвратительные запахи, утверждали они, проникают непосредственно в человеческий мозг, размягчая его до состояния каши.

Естественно, во дворцах было устроено множество мест, где можно было облегчиться, однако что касается мочеиспускания, то многие мужчины-придворные не утруждались дойти туда. Вместо этого они поступали так, словно все окружающее пространство было их писсуаром, облегчаясь там, где застанет их зов природы, и полагая, что слуги все уберут. Лестничные клетки в частности служили популярным местом, где можно мочиться (некоторые вещи с годами не меняются).