Эдвард Радзинский - Тираны России и СССР [Распутин. Жизнь и смерть + Сталин. Жизнь и смерть]

И другой свидетель тоже рассказывает о ноге, покалеченной фаэтоном. И действительно — если бы фаэтон проехал по руке, скорее всего, повредил бы «внутренние органы». Итак — по ноге! И доктор был, и быстро вылечил. И ни слова об искалеченной руке.

Видимо, эта искалеченная рука к его детству отношения не имеет. Она относится к будущим опасным и темным временам нашего героя — к будущим нашим главам.

Но мы забыли про Бесо. Он иногда возвращался. Своеволие жены по-прежнему приводило его в ярость. Она мечтает о сыне-священнике? Значит, этого не будет!

«Ты хочешь, чтобы твой сын стал митрополитом? Ты никогда не доживешь до этого, я сапожник, и он будет им, — часто говорил Бесо. Он попросту увез мальчика в Тифлис и определил на фабрику Адельханова: маленький Сосо помогал рабочим, прислуживал старикам. Но Кэкэ уже не боялась мужа — приехала в Тифлис и увезла сына. Беляев помог ей снова определить мальчика в училище», — вспоминал Гоглицидзе.

Она еще раз победила мужа, еще раз унизила его. После этого Бесо больше никогда не возвращался в Гори. Он исчез. Сверстники Сосо и его биографы пишут: «Погиб в пьяной драке».

А что говорил сам Сосо?

Через несколько лет после «смерти отца в пьяной драке», в 1909 году, он был в очередной раз арестован полицией за революционную деятельность и отправлен в Вологду. Сохранились «сведения о поднадзорном» из Дела № 136 Вологодского жандармского управления.

«Иосиф Виссарионов Джугашвили, грузин из крестьян. Имеет отца Виссариона Иванова 55 лет и мать Екатерину. Проживают: мать в Гори, отец ведет бродячую жизнь».

30 июня 1909 года вновь записано: «Отец Виссарион… ведет бродячую жизнь». И только в 1912 году в жандармских бумагах будут иные показания сына: «Отец умер, мать живет в Гори».

Что это? Его страсть запутывать жандармов? Или… отец действительно тогда был жив и где-то бродяжничал? И однажды попросту исчез? В пьяной драке когда-то погиб брат Бесо. Не попытались ли объяснить тем же исчезновение самого Бесо?

Тускла, одинакова горийская жизнь. Одним из самых сильных впечатлений Сосо была публичная казнь двух преступников.

13 февраля 1892 года. Тысячная толпа собралась у помоста. Отдельно в толпе — учащиеся и преподаватели духовного училища. Считалось, что зрелище казни должно внушать чувство неотвратимости возмездия, боязнь преступления.

Из воспоминаний Петра Капанадзе: «Мы были страшно подавлены казнью. Заповедь „не убий“ не укладывалась с казнью двух крестьян. Во время казни оборвалась веревка, но повесили во второй раз».

В толпе у помоста были двое будущих знакомцев: Горький и Сосо. Горький описал казнь, а Сосо запомнил. И понял: можно нарушать заповеди. Может быть, тогда и зародилась в его голове мысль: а не обманывают ли его в духовном училище?

Начав подозревать, он никогда не мог остановиться.

В 1894 году Сосо блестяще закончил училище — «по первому разряду» — и поступил в первый класс Тифлисской духовной семи нарии.

Тифлис — веселый, пьяный, залитый солнцем город. Новый мир, который увидел маленький Сосо… Если взять «Каталог фотографических видов и типов Кавказа», изданный в начале века, вы увидите буйную тифлисскую толпу: важного грузина в черкеске, говорливых ремесленников, сидящих в своих мастерских, музыкантов-зурначей, удалых кинто — уличных торговцев, которые всегда навеселе…

Учащиеся жили в большом здании, отделенные стенами от полного соблазнов южного города. Суровый, аскетический дух служения Господу царил в семинарии.

Раннее утро, когда так хочется спать, но надо идти на молитву. Торопливое чаепитие, долгие классы, и опять молитва, затем скудный обед, короткая прогулка по городу. И вот уже закрылись ворота семинарии. В десять вечера, когда город только начинал жить, учащиеся уже отходили ко сну после молитвы. Так началась юность Сосо.

«Мы чувствовали себя как арестанты, которые должны провести здесь без вины молодые годы», — писал его соученик Иосиф Иремашвили.

Многие из этих пылких, рано созревших юношей были совсем не готовы к такому служению. И они нашли иное учение. Оно позволило им наслаждаться радостями жизни и одновременно удовлетворило ту жажду жертвенности, высокого смысла, которую поселили в них чтение святых книг и благородные мечты юности. Старшие мальчики рассказывали о неких запретных организациях. Как и первые христиане, члены этих организаций провозгласили своей целью жертвенное служение на благо человечества.