Борис Соколов - Однажды в Америке. История колумбийской наркомафии

По итогам расследования в марте 1988 года Норту, Пойндекстеру, Секорду и Хакиму были предъявлены обвинения в заговоре с целью обмана государства, хищении государственного имущества, препятствовании совершению правосудия, мошенничестве, лжесвидетельстве, а также в уничтожении и сокрытии государственных документов.

Норту, вышедшему в отставку сразу же после предъявления ему обвинения, инкриминировалось противодействие расследованию Конгресса, уничтожение государственных документов и использование служебного положения в личных целях, поскольку он построил особый «забор безопасности» вокруг своего дома за государственный счет. Подполковника приговорили к двум годам лишения свободы условно и штрафу в 150 000 долларов. Однако федеральный апелляционный суд отклонил оба пункта приговора.

Оправдывая мотивы своих поступков, Норт отрицал незаконность своих действий, указывая не только на различные исторические прецеденты, но и на законное оправдание в виде действующего Закона о заложниках, который давал представителю исполнительной власти в Америке большую независимость в проведении политики по освобождению находящихся в заложниках американских граждан. Норт также утверждал, что использовавшиеся им методы и те отношения, в которые он вступил, были необходимым средством для более эффективного поддержания благих целей. Защищая секретность проводившихся операций и свою ложь конгрессу, Норт отрицал, что им двигали соображения личной выгоды. В весьма патриотических выражениях он утверждал, что секретность и ложь необходимы в мире, которому угрожает антидемократическая советская держава, и, чтобы защитить мирную жизнь американцев, необходимо вступать в контакт с презренными группами террористов. А политика, проводившаяся администрацией США в Центральной Америке, имела своей благородной целью распространение демократии.

Норт утверждал в Конгрессе: «Если бы мы могли найти способ окружить непроницаемой оболочкой эти слушания, которые транслируются всюду, вплоть до Москвы, и рассказывать американскому народу обо всех наших секретных операциях, не давая доступа к этим сведениям нашим противникам, я не сомневаюсь, что мы бы так и поступили. Но мы так и не смогли придумать, как это сделать».

Обвинения в свой адрес он парировал следующим образом: «Вокруг поднимается много шума: „Насколько бездушен должен быть Норт, если он имеет дело с теми самыми людьми, которые убили его товарищей, морских пехотинцев?“ Дело в том, что мы пытались сделать так, чтобы в таких странах, как Сальвадор, не погибло еще больше морских пехотинцев (в это время там активно действовали повстанцы из марксистского Фронта национального освобождения имени Фарабундо Марти, поддерживавшегося СССР, Кубой и Никарагуа. – Б. С. )… Я усердно работал над политической военной стратегией по восстановлению и поддержанию демократии в Центральной Америке и в особенности в Сальвадоре. Мы стремились добиться демократического разрешения ситуации в Никарагуа, которое наша администрация продолжает поддерживать, а это включало в себя поддержание способности контрас противостоять сандинистам».

Норт утверждал, что до тех пор, пока антидемократические методы используются для торжества демократии людьми, не преследующими своекорыстные интересы, эти методы законны и безопасны: «Несомненно, бывает время проявлять терпение и благоразумие, и, несомненно, бывает время, когда необходимо пренебречь бюрократической волокитой. Полагаю, наша надежда в том, что можно обнаружить, что есть хорошие и благоразумные люди, которые проявляют рассудительность в своем понимании закона и в понимании того, что является правильным. И я полагаю, что в нашем случае было так».

Он также настаивал: «Я не тешил себя иллюзиями, что я – президент, или вице-президент, или член кабинета министров, или даже директор Совета национальной безопасности. Я был просто штатным сотрудником, чья способность выполнить порученное ему задание подверглась испытанию. Мои полномочия предпринимать те или иные действия всегда исходили, как я полагаю, от моего начальства. Военная служба привила мне твердую веру в субординацию. Насколько могу вспомнить, я всегда шел на масштабные действия, только получив специальное разрешение и предварительно проинформировав начальство об имеющихся фактах в том виде, в каком они были мне известны, о рисках и возможных благоприятных и неблагоприятных последствиях. Я охотно признаю, что на меня рассчитывали, как на человека, который непременно выполнит порученное ему дело. <���…> Бывали случаи, когда мои начальники, столкнувшись с необходимостью достичь цели или выполнить трудную задачу, просто говорили мне: „Разберись с этим, Олли“, или „Займись этим“… Я заявляю вам, что именно Конгресс должен принять на себя хотя бы часть вины по вопросу о финансировании борцов за свободу в Никарагуа. Совершенно ясно, что Конгресс виноват, потому что проводил изменчивую, нерешительную, непредсказуемую, говорящую то „да“, то „нет“ политику в отношении демократических сил сопротивления в Никарагуа – так называемых контрас. Я считаю, что вопрос о поддержке борцов за свободу в Никарагуа нельзя рассматривать так же, как вопрос о принятии бюджета. <���…> Эти люди – живые, дышащие молодые мужчины и женщины, которым пришлось отчаянно бороться за свободу в условиях нерегулярной и беспорядочной поддержки со стороны Соединенных Штатов Америки… Конгресс Соединенных Штатов Америки оставил солдат на поле битвы без поддержки, беззащитными перед врагами-коммунистами. Когда исполнительная власть сделала все возможное в рамках закона, чтобы эти солдаты не были уничтожены наместниками московского режима в Гаване и Манагуа, вы затеяли это расследование, чтобы возложить вину за создавшуюся проблему на исполнительную власть. Мне это совершенно непонятно».