Иван Саблин - Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации

Заявленная открытость по отношению к национальным движениям меньшинств тоже оказалась избирательной. Во второй половине 1920-х годов экспорт революции вышел из числа приоритетов московского руководства, что способствовало расцвету государственнического большевистского национализма. Хотя в 1923 году бурят-монголам была предоставлена автономная республика, а в начале 1930-х годов дальневосточные украинцы тоже ненадолго получили местную автономию, многие большевики, придерживавшиеся явно националистических и расистских взглядов, выступали против создания новых автономий. Корейская территориальная автономия на Дальнем Востоке так и не появилась: этому помешали как страхи перед Японией, так и возвращение к русскому переселенческому колониализму. Более того, в 1926 году московское руководство поддержало инициативу дальневосточной партийной элиты по принятию «всех доступных мер для прекращения притока китайцев и корейцев на советскую территорию» [825]. Хотя корейцы оставались одной из признанных советских национальностей, а дальневосточная экономика по-прежнему нуждалась в китайских рабочих руках, в 1937 году советское правительство насильственно переселило большинство корейцев с Дальнего Востока в Среднюю Азию, что стало первой тотальной советской этнической чисткой, а также депортировало или переселило многих китайцев.

После прямого военного столкновения друг с другом в декабре 1921 года Правительство ДВР и Временное Приамурское правительство, так и не дождавшись каких-либо существенных сдвигов на Вашингтонской конференции, существенно урезали гражданские свободы, закрыли большинство еще продолжавших действовать оппозиционных газет и начали преследование своих политических оппонентов. Теперь Чита и Владивосток выдвигали на передний план не демократизм, а российский (или русский) националистический дискурс.

Как в Советской России, так и к востоку от Байкала укреплению большевистского режима способствовала армия [826]. Но НРА в этом плане была не такой надежной, как Красная армия РСФСР: она была сравнительно немногочисленной и крайне разнородной. Среди примерно 90 тысяч бойцов НРА (на лето 1921 г.) были венгерские и другие воины-интернационалисты, партизаны, регулярные бойцы Красной армии, а также бывшие сторонники Александра Васильевича Колчака и Григория Михайловича Семёнова. Тяжелое материальное положение армии усугублялось недостатком дисциплины и широко распространенным воровством. Наконец, бóльшая часть НРА находилась в западной части республики, что сыграло свою роль в поражениях в Приамурской области в декабре 1921 года. Хотя в том же месяце Василий Константинович Блюхер вернулся с Дайренской конференции (26 августа – 12 декабря 1921 г.; конец марта – 16 апреля 1922 г.) и взял на себя командование НРА, а на фронт были присланы подкрепления, наступление в начале января 1922 года оказалось неудачным [827].

Возобновление Гражданской войны позволило большевикам закрыть сессию Народного собрания ДВР под предлогом того, что депутаты нужны на местах. Перед роспуском парламентское большинство, находившееся под контролем РКП(б), проголосовало за создание политических судов и введение чрезвычайного единовременного налога с частных предприятий [828]. Отказ большевиков пойти на уступки парламентской оппозиции, требовавшей более обширных полномочий для Народного собрания и не поддерживавшей закрытие парламентской сессии, подорвал коалиционный кабинет. Несмотря на попытки Дальбюро сохранить сотрудничество с представителями социалистической оппозиции «на принципе делового соглашения», министры – умеренные социалисты подали в отставку и 2 января 1922 года были освобождены от своих должностей [829].

Укрепление большевистского режима в ДВР раскололо кооперативное движение, в котором по-прежнему были сильны позиции умеренных социалистов. Раскол произошел на Втором Дальневосточном кооперативном съезде в декабре 1921 года. Попытка подчинить движение Центросоюзу привела к созданию двух параллельных систем – Дальцентросоюза, находившегося под контролем большевиков, и Дальсоюза, на который оказывали влияние эсеры и меньшевики [830]. Руководство Центросоюза в принципе соглашалось на кооптацию Дальсоюза в состав организации на принципах «автономных республик», но Дальбюро отвергло идею включения «типичной эсеро-меньшевистской» организации в систему советской кооперации [831].