Олег Будницкий: Терроризм в Российской Империи. Краткий курс [калибрятина]

Общее число пострадавших – прислуги и чинов лейб-гвардии Финляндского полка, несших в тот день караульную службу во дворце, – составило 11 убитых и 56 раненых. Жертвами покушения стали недавние крестьяне, во благо которых был организован теракт. Исполнительный комитет «Народной воли» в прокламации по поводу покушения «объяснился»: «Пока армия будет оплотом царского произвола, пока она не поймет, что в интересах родины ее священный долг стать за народ против царя, такие трагические столкновения неизбежны».

1 марта 1881 года взмах платочка Софьи Перовской означал не только смертный приговор императору. В результате двух взрывов ручных бомб было ранено девять человек из свиты и конвоя, а также 11 полицейских и прохожих. Смертельными оказались ранения казака конвоя Александра Малеичева и крестьянина Николая Захарова, 14-летнего мальчика из мясной лавки (он умер 3 марта в 12 часов пополудни). Кто помнит их имена?

«Вторая волна» революционного терроризма в России приходится на первое десятилетие ХХ века. Ее началом стало убийство министра народного просвещения Н. П. Боголепова в марте 1901 года, «эпилогом» – убийство премьер-министра П. А. Столыпина в сентябре 1911‑го. Пик терроризма пришелся на период революции 1905–1907 годов, когда, казалось, осуществились мечты некоторых его идеологов: терроризм пошел «в низы» и приобрел массовый характер. Массовый террор был по сути санкционирован руководством революционных партий, объявивших ответственными за политику правительства не только верхи, но и «мелких сошек».

Идея революционного насилия попала на благоприятную почву нищеты, озлобленности, примитивного мышления и воплотилась в такие формы, с которыми, вероятно, не ожидали столкнуться ее пропагандисты.

На смену «разборчивым убийцам», как назвал русских террористов Альбер Камю, задававшимся вопросами о целесообразности насилия, о личной ответственности, о жертве и искуплении, пришли люди, стрелявшие без особых раздумий. При этом не обязательно в министров, прославившихся жестокостью, или в военных карателей, а в тех, кто подвернулся под руку не вовремя, – в обычного городового или конторщика, на свою беду сопровождавшего крупную сумму денег, потребовавшуюся на революционные нужды. В 1905–1906 годах «народился новый тип революционера», констатировал Петр Струве, произошло «освобождение революционной психики от всяких нравственных сдержек». К этому приложили руку партийные идеологи.

Лидер одной из революционных партий писал своим товарищам в Санкт-Петербург осенью 1905 года:

«Я с ужасом, ей-богу с ужасом, вижу, что о бомбах говорят больше полугода и ни одной не сделали! …Идите к молодежи, господа! …Основывайте тотчас боевые дружины везде и повсюду и у студентов, и у рабочих особенно, и т. д, и т. д. …Пусть тотчас же вооружаются они сами, кто как может: кто револьвером, кто ножом, кто тряпкой с керосином для поджога и т. д.

Не требуйте никаких формальностей, наплюйте, христа ради, на все схемы, пошлите вы, бога для, все “функции, права и привилегии” ко всем чертям.

Отряды должны тотчас же начать военное обучение на немедленных операциях, тотчас же. Одни сейчас же предпримут убийство шпика, взрыв полицейского участка, другие – нападение на банк для конфискации средств для восстания…

Пусть каждый отряд учится хотя бы на избиении городовых: десятки жертв окупятся с лихвой тем, что дадут сотни опытных борцов, которые завтра поведут за собой сотни тысяч» [154].

Автор этого обжигающего текста – Владимир Ульянов-Ленин. Вот тебе и «мы пойдем не таким путем»! Большевики создали Боевую техническую группу, и, характерный штрих, бомбы, которыми эсеры-максималисты взорвали дачу Столыпина 12 августа 1906 года, были изготовлены в большевистской динамитной мастерской. Это был самый кровавый теракт в истории русской революции. При взрыве пострадали более 100 человек: 27 человек погибли на месте, 33 были тяжело ранены, многие потом скончались.

Организатор теракта, лидер максималистов Михаил Соколов (Медведь), по поводу многочисленных жертв среди посторонних при взрыве дачи Столыпина высказался так: «Эти “человеческие жизни”? Свора охранников, их следовало перестрелять каждого в отдельности… дело не в устранении [Столыпина], а в устрашении, они должны знать, что на них идет сила. Важен размах… Каменную глыбу взрывают динамитом, а не расстреливают из револьверов».

Среди «своры охранников» были горничная, официанты, няня детей Столыпина, лакеи, некая Ольга Истомина с малолетним сыном, «неизвестная женщина на 8-м месяце беременности» и другие просители, пришедшие на прием к премьер-министру.