Леонард Мосли - Утраченное время [Как начиналась вторая мировая война]

Постепенно Гаха начал сознавать, что спаситель, к которому он пришел за помощью, чтобы выручить Чехословакию от надвигавшейся беды, обнаруживал все признаки своего превращения в акулу, и он начал взывать о пощаде для своей страны.

«Теперь я подхожу к мыслям, которые меня больше всего беспокоят, — звучал его гортанный шепот. — Я уже высказал свое мнение относительно провозглашения Сло-

вакией независимости. Я не лыо слез, по меня тревожит судьба моего народа — чехов. Я верю, что вы, ваше превосходительство, являетесь одним из немногих людей, которые правильно поймут меня, если я скажу, что Чехословакия имеет право на национальное существование. Географическое положение Чехословакии требует от нее поддерживать с Германией самые лучшие взаимоотношения. Это есть и будет основой для ее существования в качестве независимого государства, и такая линия одобряется огромным большинством чешского народа».

Гитлер слушал чехословацкого президента с явным нетерпением. Теперь он начал говорить, и Риббентроп и Хевель приготовились к неизбежному монологу. Он продолжался довольно долго, так как фюрер, получив возможность, изливал свою накопившуюся в избытке злобу. Его затаенная злоба против чехов забила ключом, когда он рассматривал двух невысокого роста чехов, униженно стоявших перед ним (те автоматически вскочили на ноги, когда Гитлер встал со своего места). Он стал перечислять все случаи проявленной со стороны чехов враждебности, начиная с 1936 года, а когда дошел до последних лет, перечисляя инцидент за инцидентом, им овладел приступ гнева.

В заключение Гитлер сказал: «Если бы Чехия после Мюнхена установила более близкие отношения с Германией, я бы чувствовал себя обязанным защищать ее в трудные времена. Теперь я не связан такой обязанностью...

Мной отдан приказ солдатам германской армии. В шесть часов они войдут в Чехию и включат ее в состав германского рейха».

Здесь он сделал паузу, чтобы дать возможность чехам осознать весь смысл последней фразы. Затем он спокойно продолжал: «Я хочу предоставить Чехии полнейшую автономию и обеспечить свойственный чехам образ жизни в значительно большей степени, чем ей когда-либо предоставляли при австрийском правлении. Но отношение Германии к Чехии будет определено ее поведением завтра и послезавтра, и это зависит от отношения чешского народа и чешской армии к немецким войскам. Я больше не доверяю вашему правительству. Я верю в вашу честность, господин президент, и в вашу откровенность, господин министр, но у меня есть опасения, что ваше прави-176

тельство не сможет управлять народом. Вашему правительству следовало вести себя лучше! Сегодня германская армия уже пересекла границу, и один гарнизон, оказавший сопротивление, был безжалостно уничтожен. Другой гарнизон сдался после того, как была использована тяжелая артиллерия. Сегодня в шесть часов утра германская армия начнет вторжение в Чехию со всех сторон, а германские военно-воздушные силы займут все чешские аэродромы. Есть две возможности, господин президент. Первая заключается в том, что будет оказано сопротивление и вторжение германских войск приведет к сражению. В этом случае сопротивление будет подавлено всеми имеющимися силами и средствами. Другая возможность состоит в том, что вторжение германских войск пройдет в сносной форме. В этом случае я проявлю великодушие и предоставлю Чехии возможность жить в соответствии со своим укладом жизни, иметь автономию, определенную национальную свободу... Но если начнутся бои завтра или послезавтра, то давление вызовет контрдавление. Тогда уже у меня не будет никакой возможности облегчить участь чешского народа. В пределах двух дней чешская армия будет сметена... Мир и пальцем не пошевельнет, чтобы помочь чехам».

Было почти три часа утра. Гаха тяжело опустился на стул. «Вы совершенно ясно обрисовали обстановку, ваше превосходительство, — сказал он. — Во всяком случае, сопротивление совершенно бесполезно. Но как быть мне? Как я могу дать указание чешской армии не оказывать сопротивления, когда до начала вторжения осталось всего только четыре часа?»

Как по сигналу, в этот момент в комнату вошли Геринг и Кейтель. Кейтель сказал:

«Вы могли бы позвонить в Прагу и дать указание, чтобы армии немедленно передали приказ».

«Это невозможно! — воскликнул Хвалковский. — Все линии связи с Прагой прерваны».

«Все гражданские линии связи, — заметил Кейтель. — Но одна линия связи действует. С Прагой вы можете связаться немедленно».