Сегодня в Захарьино проводилась поминальная служба в память солдат, павших в этой кампании на Севере России. Роты A и B присутствовали на церемонии, проведённой на маленьком кладбище позади церкви. Звучали барабанная дробь, залпы выстрелов. Последние скорбные обряды по нашим мертвецам среди моросящего дождя. Эти парни оставались в России навсегда, в то время как мы надеялись увидеть родные берега... В конце дня был получен приказ о нашем отъезде утром.
АРХАНГЕЛЬСК. Последние дни войны
12 июня
Удалось получить пропуск и проскользнуть из лагеря в город. Здесь я встретил одного канадца, который прибыл в Россию с силами деблокады. У нас было много рома, и мы праздновали всю ночь. Город переполнен британцами. И ни одного американца уже не увидишь! Разве что четыре американских крейсера виднеются в порту вместе с британскими и французскими кораблями. Немного поспал в пустом американском госпитале. Замёрз, как цуцик! Мой канадский друг щедро снабдил меня сыром, рыбой, шпротами и всякой всячиной для наших парней, оставшихся в лагере.
14 июня. На борту Menominee
Сегодня утром состоялся наш последний смотр на русской земле. В 15 часов мы готовы к погрузке на борт военного транспорта Menominee, плавающего под британским флагом. Наше судно до сей поры вряд ли занималось перевозкой войск, скорее всего его уделом была транспортировка мулов или лошадей. Люди располагаются в помещениях, лишённых признаков какой-либо вентиляции. Это натуральный флотский скотовоз, безбожно загаженный и изрядно попользованный в войну. Он должен увезти нас из России.
18 июня
Отплыли из Колы в 7 часов утра и вышли в Арктику. Береговая линия мрачна и пустынна. Снег в расщелинах скал. Никакой растительности и признаков деревьев. Холодно на палубе. Холодно в стойле старого мула. С нами плывут около 50 американских моряков с наших кораблей в Архангельске. Еда, которую нам дают на борту, может считаться пищей наполовину, ибо она сварена лишь наполовину и вывалена солдатам по принципу «горячее сырым не бывает».
23 июня
Наш большой транспорт — обычная щепка в бескрайности взбешённой воды. Мутит так, что вынужден постоянно висеть на релингах. Крышки палубных люков блокированы досками. Море со всей дури ломится по палубам, хлеща направо и налево. Сухой нитки не сыскать ни на ком. Шторм немного стихает к полуночи. Мои товарищи лежат, подавая в качестве признаков жизни стоны, проклятия и рвотные звуки — в нашем трюме всем очень плохо.
25 июня. Брест, Франция
Рано утром вошли в гавань Бреста и бросили в якорь. Нас приветствуют почти с каждого корабля или транспорта. Мы высаживаемся на паром и сходим на берег к востоку от города. Кажется, совсем неплохо вернуться в цивилизацию. Мы проходим маршем около 4 миль по узким улочкам в военный лагерь Понтанезен, расположенный на горе к северу от города, отчего с него открывается великолепный вид вокруг. Сегодня мы получили первую настоящую еду за много-много месяцев. Да, это можно назвать едой и не кривить при этом душой. [...] [1]
Эвакуация союзников крайне негативно сказалась на моральном духе местного населения и личного состава Вооружённых сил Северного фронта, который был и так невысок. Этот факт особо отмечало союзное командование. Генерал Эдмунд Уильям Айронсайд, главнокомандующий войсками Антанты в Архангельске писал, что после объявления мобилизации: «...только тысяча восемьсот человек ответили на призыв. Еще не получив амуниции, они восстали против своих начальников... Восстание было подавлено одной угрозой союзников, однако, у нас осталось ужасное впечатление от этого инцидента: будто какая-то пружина сломалась внутри большинства русских, независимо от их звания или положения. Казалось, что общественные потрясения проникли в души, приведя к моральной депрессии, которая делала начальников неспособными командовать и управлять». Далее он отмечает, что: «натолкнулся на нежелание крестьян сражаться с большевиками... Всеобщего желания прогнать большевиков не существовало... Мы пришли к выводу, что Временному правительству предстоит приложить немало сил, чтобы поднять население на борьбу с теми, кто узурпировал власть в стране» и: «Повсюду я искал сообщения о местном вожаке, который мог бы возглавить партизанское движение против большевиков, но безуспешно. Странно, что ни один встреченный мною русский не выказывал ни малейшего желания возглавить сопротивление врагу. Северные крестьяне, несомненно, более независимы, чем сельские жители в других областях России, и образовательный уровень у них выше». Того же мнения держался и американский бригадный генерал Ричардсон, командующий американскими войсками на севере России: «Когда добровольческая система набора потерпела неудачу, была проведена по приказу англичан принудительная мобилизация двадцати двух тысяч молодых людей, среди которых едва ли сотня знала, почему происходит война русских с русскими. Во главе этих новобранцев ставились офицеры старой русской армии, среди которых было много людей с громкими титулованными именами. Гордые своим происхождением, они, конечно, высокомерно относились к малейшему намеку на социальное равенство. И это обстоятельство было весьма благоприятно для пропаганды идей большевиков среди новобранцев. Можно было прямо указывать на этих аристократов и говорить, что они явились для того, чтобы восстановить трон Романовых, а капиталисты Англии вошли с ними в соглашение, чтобы покорить Россию и поработить ее население. Весьма легко было сделать из этого заключение, что англичане, всегда интересовавшиеся торговыми отношениями с Архангельском, пришли для того, чтобы эксплуатировать естественные богатства русского севера. Потому что иначе зачем им было принимать столь деятельное участие в гражданской войне в России? Не лучше обстояло дело и во взаимоотношениях английских и русских офицеров. Англичане относились с предубеждением ко всякому русскому и открыто выказывали недоверие к своим русским коллегам».
Читать дальше