Array Сборник статей - Роль музеев в информационном обеспечении исторической науки

Из «символов наследия» созидается новое мифотворчество, псевдоистория, «fiction, завернутый в исторический фантик» (Шимов, 2006). Например, работа по формированию в последние годы «рынка ностальгии» часто подразумевает такую презентацию наследия, при которой «публика должна „определиться“ с прошлым, „почувствовать“ его и поддаться адаптированным иллюзиям» [Вестхейм, 2002. C. 252]. Правда, норвежский исследователь Г. Вестхейм при этом добавляет, что «есть существенная разница между показом прошлого, основанным на уважении к историческим источникам и критериях эмоционального эффекта, и рынком ностальгии», т. е. между актуализацией наследия и продажей сиюминутно выгодных его фрагментов. Этот зазор, видимо, будет углубляться далее, и в данной ситуации музею необходимо обозначить четкую демаркационную линию между предоставлением в распоряжение современного человека подлинного наследия, духовного и эмоционального опыта, элементов «живой культуры» и выполнением заказа по удовлетворению корпоративных интересов определенных групп общества. Создание подобной параллельной (виртуально-символической) реальности тесно связано с использованием некорректных методов манипуляции общественным сознанием, c подменой подлинных ценностей на наиболее продаваемые, конъюнктурной интерпретацией истории.

Второе . Ряд ученых говорят сегодня об «атомизации» исторического знания, распаде исторической целостности, что является следствием кризиса метаистории. «В этих условиях музей волей-неволей должен заняться самостоятельным конструированием исторического целого. В противном случае он рискует из хранилища социальной памяти постепенно превратиться сначала в собрание монументов, затем в антикварную лавку, а затем… и в склад забытых вещей – причем забытых в прямом смысле этого слова, исчезнувших из памяти» [Румянцева, 2005. С. 11]. Что может – и может ли – предложить в данной ситуации музейная презентация истории? Возможна ли адекватная интерпретация памятника, т. е. полноценное выявление его информационного потенциала, дающее целостное историческое видение, а не постмодернистскую субъективистскую историю «в осколках»?

От описания событий музеи переходят к системному показу социально-экономических и культурных процессов (в современной России чрезвычайно медленно и трудно). А антропологический акцент скорректировал саму постановку исследовательской проблемы, благодаря чему разнородные артефакты материальной и нематериальной культуры приобрели новое значение и звучание. Именно памятникам материальной культуры отводится сегодня роль «ненамеренных свидетельств» (М. Блок), которые позволяют исследователю без посредников (в отличие, например, от письменных источников) соприкоснуться с прошлым, наиболее объективизируя историческую действительность; провести междисциплинарное исследование и интеграцию предметов в музейном пространстве. А представление музейного предмета в контексте гуманитарного познания как явления культуры предоставляет уникальные возможности для исторических интерпретаций и реконструкций; становится основой для комплексного исследования и показа в музейных залах социальной, природной среды и, прежде всего, человека.

В роли интерпретатора материальных памятников выступает сам исследователь; это значительно увеличивает меру ответственности, но и решение задачи становится творческим, подлинно научным. Очевидно, что исследователь, «проецируя на материал своих источников актуальную проблематику, оказывается вовлеченным и в соответствующие интерпретационные рефлексии». Соответственно, встает вопрос о конструировании достоверного знания; а это становится возможным тогда, когда историк максимально активно общается с памятниками, составляет вопросник для источников, выделяя из них существенное и включая их в соответствующий историко-культурный контекст [Блок, 1986]. Такое «объемное» видение источников – ответно: источники вступают в диалог, они раскрываются, становясь многослойными и многоречивыми структурами. Выявляется коммуникативный потенциал артефакта, и от характера поставленного исследователем вопроса изменяется его интерпретативная роль. В этой точке завязывается диалог культур, о котором сегодня так много говорится, и становится возможным «получение объективно значимого знания» [Медушевская, 1998], воссоздание целостной картины из сохранившихся фрагментов культуры и невозможными – произвольные конструирования и вычитывания смыслов. В связи с этим вызывают недоумение высказывания некоторых исследователей, что часть музейных предметов утратила свою информационную сущность, изученная до конца и бесповоротно, являясь ныне тяжким и ненужным балластом в переполненных музейных фондохранилищах.