Станислав Аверков - О любимых гениях и о себе

Прибегая в госпиталь, дети видели красноармейцев в окровавленных бинтах. После играли в «раненых». Огород превращался в лазарет. После очередной бомбежки Стасина сестричка перевязывала мальчишкам «раны». Дети уже не спешили прятаться в щели при виде самолетов, не пугали теперь их бомбы, прошло заикание. Словом, «обстрелялись»!

Нагрянул первый мороз. Он навалился сразу и надолго. Стайкой дети собирались в сарае вокруг обыкновенного чайника. Вода струйкой вытекала из него и тут же мутнела, густела, становилась твердой. Это стало для детей открытием. В то утро Стасику было не до войны. Покоя не давало новое для меня явление природы. Мороз был за тридцать градусов…

Приезжали со станции знакомые, рассказывали, что эшелонов на ней стало еще больше, что оставшиеся жители работают на восстановлении путей после бомбежек. На окраине поселка отрыты траншеи и окопы, хода сообщений. Многие дома превращены в огневые точки.

Враг приближался. По ночам зарево занималось на полнеба: горели прифронтовые деревни. Мама пришла как-то из госпиталя почерневшей. Сидела, положив сморщенные от воды руки на подол. Потом сказала, чтобы мы далеко не убегали. Возможно, и отсюда придется скоро уехать с госпиталем.

Деревня стала шумной. Танки поднимали снежные вихри. Вскоре, наполняя воздух железным грохотом, они ушли к Медведице. Обратным потоком тянулись санитарные машины, повозки…

В такие дни Стасик с сестрой почти все время проводили во дворе госпитальной кухни. Мама скребла котлы. Он вертелся возле прибывающих машин со стонущими людьми. Как-то очередной фургон, заснеженный, полуразбитый, замер у госпитального крыльца. Из него вынесли красноармейца. Стасик подошел к носилкам.

– Ты, малец, здешний? – спросил он, открыв глаза.

– Со станции Себряково.

– Со станции, говоришь? Не займут твою станцию немцы. Остановили их в десяти километрах от Михайловки. Излучина Медведицы оказалась им не по зубам. Невелика речка. Разве сравнить Медведицу с Енисеем? Из Сибири я. Хорошо мы, сибиряки, немцам врезали! Дали по зубам!

Стасик побежал было рассказать эту новость маме. Но она шла навстречу, улыбаясь, Эту улыбку он помнит отчетливо и сейчас, десятки лет спустя… Мама погладила его по головке, сказала:

– Скорее бы эта проклятая война закончилась! Сколько горя принесла она! – обняла его и заплакала.

О войне вспоминали и студенты Новочеркасского политехнического института имени Серго Орджоникидзе. В нем учился Стас. О том, что происходило в то время в Новочеркасске, рассказала ему сокурсница Людмила Дашковская.

Ее семья жила тогда на проспекте Ермака. Он содрогался от разрывов артиллерийских снарядов и мин. Фашистам была нужна кавказская нефть.

До сих пор Люся с содроганием вспоминает тот ужасный день. В ее дом влетел артиллерийский снаряд. Он разрушил входную дверь, пролетел через коридор, разбил дверь в комнату и взорвался в спальне. Шифоньер и буфет разлетелись в щепки, рухнули потолочные балки. Комната превратилась в груду обломков. Лишь уцелел угол, где висела икона, а под ней кровать, на которой спали пятилетняя Люся с мамой и бабушкой.

Впоследствии бабушка говорила, что семью Дашковских спасла икона.

Более пятидесяти лет дружат Стас и Демьян Саввин. Ныне Демьян Демьянович уважаемый студентами преподаватель НПИ, кандидат технических наук. Кажется, они знают друг о друге все. Но только в преддверии 65-летия Победы Дима поведал о первых днях оккупации Новочеркасска.

Тогда его отец был начальником цеха завода (ныне Новочеркасский электровозостроительный завод), где создавались артиллерийские орудия для Красной Армии. Он был ответственным за ликвидацию самых важных заводских производств, чтобы не достались врагу.

Он несколько дней готовил к взрыву завод. Прибежал домой, выложил на стол два килограмма манной крупы и сказал, что его группа должна последней покинуть Новочеркасск, взять с собой семью не может.

А через день во двор дома, где жили Саввины, въехал мотоцикл. На нем восседал немец в черной нацистской форме. Игравшие здесь мальцы остолбенели. На верхнем этаже дома в окно выглянула женщина и крикнула:

– Герр нацист! Здесь есть евреи! Вот тот мальчишка – еврей! – и указала на Диму.

Нацист подошел к Диме и приказал спустить штанишки. Внимательно окинул взором оголенное место и загоготал «Нон юде!» и на чистом русском языке заявил:

– А вы, дамочка, настоящая гитлеровская патриотка.