Исаак Троцкий - Третье отделение при Николае I

Для Бенкендорфа все дело сводилось к злокозненному действию французской революционной бациллы и к ставшему уже тогда трафаретным объяснению декабристского движения наполеоновскими походами. Французская болезнь — это, как мы знаем, был и диагноз Милорадовича — Фогеля, ревностно искоренявших якобинскую заразу. Но отзыв шефа жандармов — это уже testimonium paup eritatis [127] , потому что его собственные подчиненные гораздо вернее и острее оценивали и причины декабрьского восстания, и последующие настроения различных классовых групп.

В ежегодных отчетах III Отделения можно найти отзывы и характеристики, показывающие, что фактические его руководители довольно ясно отдавали себе отчет в опасностях как крестьянского, так и рабочего вопроса; не закрывали они глаз и на недостатки правительственного механизма и вместе с тем определяли довольно точно ту среду, из которой надо ждать нового протеста, — интеллигентную дворянскую молодежь, не перестававшую бурлить и после разгрома декабристов.

Вражеские ряды были раздроблены и не организованы, и, пока к ним не присоединились новые слои интеллигенции разночинной, николаевское правительство действовало довольно успешно. Но для того, чтобы бороться с крамолой, нужно было укрепить связи власти с дворянством и новым нарождающимся слоем, — союз, давший в последние годы александровского царствования заметные трещины. В протесте декабристов было много черт общедворянского недовольства, и Николай не оставил без внимания советы своих «друзей 14-го декабря» («mes amis du guatorze» — так называл он их впоследствии), повелев даже составить специальный «свод» их показаний с критикой государственного устройства России.

Так под шум пушек и заупокойные молебны над пятью повешенными зачиналась новая глава в истории русского полицейского режима, глава, в которой кризис всего общественного строя тесно переплетался с нежеланием представить себе этот кризис во всей его глубине и стремлением во что бы то ни стало, даже ценой некоторых уступок, сохранить существующий порядок. «Стремление влить новое вино в старые мехи, притом в такой умеренной дозе, чтобы мехи не пострадали, и укрепить устарелые формы от напора нового содержания всеми силами власти — характерная черта николаевской политики» [128] .

Превыше всего ставивший дисциплину и из всех общественных организаций симпатизировавший только военной, Николай сам относился к своим государственным обязанностям с добросовестностью исполнительного ротмистра. Он стремился принимать личное участие в разрешении всякого дела, независимо от его масштабов и значения. Не доверяя бюрократической системе управления, особенно широко развернувшейся со времени административных реформ его брата, он пытался превратить всю несметную чиновническую массу, от министров до коллежских регистраторов, в покорных исполнителей царской, и только царской, воли. Не имея возможности одеть в цветной мундир все приказное сословие, он удовлетворился тем, что создал свою собственную военную «опричнину» в виде жандармского корпуса и центральным нервом всего правительственного аппарата сделал свою личную канцелярию, в которой особенное значение получило знаменитое ее III Отделение.

«События 14-го декабря и страшный заговор, подготовлявший уже более 10 лет эти события, вполне доказывают ничтожество нашей полиции и необходимость организовать полицейскую власть по обдуманному плану, приведенному как можно быстрее в исполнение…»

Так писал будущий граф и главноуправляющий III Отделением А. X. Бенкендорф в записке, поданной им зимою 1826 года, вскоре после начала следствия по делу декабристов. Констатируя совершенно очевидный факт неудовлетворительной постановки дела полицейского наблюдения, он тут же предлагал план его преобразования, одновременно делая очень прозрачные намеки личного свойства: «Для того чтобы полиция была хороша и обнимала все пункты Империи, необходимо, чтобы она подчинялась системе строгой централизации, чтобы ее боялись и уважали и чтобы уважение это было внушено нравственными качествами ее главного начальника…» [129]

Далее Бенкендорф предлагал присвоить этому «главному начальнику» звания министра полиции и инспектора жандармерии и объединить в его руках, таким образом, существовавшие самостоятельные полиции, что должно было явиться прочным залогом успешности борьбы со всяческими крамолами и неблагонамеренностями.