Сергей Алексеев - Собрание сочинений (Том 2)

Поступок Митькова произвёл впечатление даже на самых суровых тюремщиков.

- Чудной, - говорили одни.

- Чахоточный, с придурью.

Однако нашлись и другие:

- Эка каков молодец! Не мог такой ради дурного идти на площадь. Э-эх, не помог им тогда господь...

Правда, эти говорили негромко. Шептались из уха в ухо.

ЭТО ЕЩЕ СТРАШНЕЕ

Страшное место Алексеевский равелин. Но если ты кинул в бою товарищей, если совесть твоя в огне - это ещё страшнее.

На совещании у Рылеева полковник Александр Булатов дал слово захватить Петропавловскую крепость. Подвёл Булатов своих товарищей. Но явился в тот день к войскам.

И вот вместе с другими схвачен теперь Булатов. Сидит за крепкой тюремной стеной Булатов. Сырость кругом и мрак.

Не замечает Булатов сырости. Безучастен к тому, что мрак.

Холод кругом.

Не ощущает Булатов холода.

Казнит сам себя Булатов. Не может себе простить того, что предал, подвёл товарищей.

Лучшие люди России - Рылеев и Пестель, братья Муравьёвы, братья Бестужевы, Якушкин и Лунин, Пущин и Кюхельбекер и много, много ещё других - не там, на свободе, а здесь.

Бесстрашные дети России, герои войны 1812 года - генералы Волконский, Орлов, Фонвизин, командиры полков и рот Артамон Муравьёв, Повало-Швайковский, Давыдов, Юшневский, Батеньков и много-много ещё других - не там, на свободе, а здесь.

Повисла петля над всеми. Близок расправы час.

Терзает себя Булатов: это он, Булатов, за всё в ответе. Из-за него, по его вине на смерть и муки пойдут товарищи.

Снятся ему кошмары. Приходит к нему Рылеев; приходят к нему Каховский, Лунин, Якушкин, братья Бестужевы, Пестель, Сергей Муравьёв-Апостол. Обступают они Булатова, на бывшего друга с укором смотрят.

- Простите! - кричит Булатов.

Молча стоят друзья.

Проснётся Булатов, едва успокоится - на смену кошмару новый идёт кошмар. В тюремной, до боли в глазах темноте, в тюремной, до боли в ушах тишине вдруг явно Булатов слышит:

- Предатель.

- Предатель.

- Предатель.

Не вынес Булатов душевных мук. Покончил с собой. Разбил о тюремные стены голову.

Страшное место Алексеевский равелин. Но если совесть твоя в огне это ещё страшнее.

ЖЕЛЕЗНЫЕ РУКАВИЧКИ

Унтер-офицер Глыбов отличался особым рвением. Ходил он по тюремным коридорам Петропавловской крепости, заглядывал в камеры.

Если видел, что кто-нибудь спит:

- Не спать! Не спать!

Если видел, что кто-нибудь по камере ходит:

- Не ходить! Не ходить!

- Вы теперь - того... - пояснял Глыбов. - Я - старший. Чуть что - в железные рукавички.

Железными рукавичками он называл кандалы.

- Повезло нам, - говорил Глыбов другим охранникам. - Повезло. Тут у нас словно сам Зимний дворец - князья, генералы, ваши превосходительства.

Гордился Глыбов таким положением.

- Повезло, повезло!

И тут же:

- Генерал Волконский? Что мне генерал? Я тут сам генерал. Я - Глыбов.

- Князь Оболенский? Что мне князь! Я тут сам князь. Я - Глыбов.

Особенно строго в Петропавловской крепости следили за тем, чтобы заключённые ничего не писали. Лишь тогда, когда от них требовались письменные показания, в камеры приносили бумагу, чернила. После дачи показаний чернила и бумагу уносили опять.

Глыбов и здесь старался. Ходил, подглядывал.

Декабрист Бобрищев-Пушкин каким-то образом ухитрился оставить чернила в своей камере. Стал он тайно вести записки. Надеялся потом передать их на волю.

Поступал Бобрищев-Пушкин осторожно. И всё же не уберёгся, не услышал кошачий шаг.

Подкрался тихонько Глыбов, глянул в замочную скважину - с поличным застал Бобрищева.

Заблестели глаза у тюремщика. Выполнил он угрозу. Надели на руки Бобрищева-Пушкина тяжёлые цепи - железные рукавички.

Глыбов был страшно доволен:

- Хи-хи, время нынче смотри какое: в рукавичках господа офицеры ходят.

И опять начинал:

- Мне что генерал? Я сам генерал. Мне что князь? Я сам князь. Я Глыбов.

Ходит Глыбов по коридорам Петропавловской крепости:

- Не спать! Не спать!

- Не ходить! Не ходить!

- Мо-о-лчать!

ФОНВИЗИН

Узникам Алексеевского равелина дважды в неделю разрешались короткие прогулки по тюремному двору. Двор маленький, прогулка крохотная. Шаг вперёд, шаг назад - вот и вся прогулка.

Во время одной из таких прогулок декабриста генерала Михаила Александровича Фонвизина кто-то окликнул:

- Здравия желаю, ваше превосходительство!

Фонвизин поднял глаза:

- Петров?!

- Так точно, ваше превосходительство!

- Откуда же ты, Петров?