Александр Климов - Сельва

«Да, да!»

«Тебе сделают пластическую операцию».

«Да».

Боже!

Какая боль в груди…

Какая боль в груди…

Я задремал, и какой-то жучок, прорезав ткань комбинезона, впился мне в тело. Отдираю насекомое и забрасываю его далеко в кусты.

Рассвет сер и размыт. Так бывает только после многочасового тропического ливня. Тишина такая, будто в уши тебе затолкали по рулону ваты. Только капли — тук, тук, тук — прыгают с листа на листок. Верхушки деревьев тонут в тумане, прижимающем мир к земле.

В такое утро хочется быть счастливым, таким же мягким и спокойным, как этот идущий ниоткуда свет.

Поднимаюсь с мешка и передергиваю плечами. Прохладно. Пихра спит, разметавшись, уткнув лицо в складки плаща. Ни дать ни взять работяга-лесоруб, застигнутый в лесу непогодой.

С удивлением замечаю, что не испытываю к капралу неприязни. Наоборот, видится мне в нем что-то знакомое, доброе…

Брас тоже спит. Кулаки прижаты к груди, тело выгнулось. Натерпелся вчера, бедняга. Столько пережить, и все ради чего?

Нет, пожалуй, он не спит… Тело не поднимается в такт дыханию.

Мертв! Рука его холодна, как камень.

Сердечный приступ.

Неужели те, кто послал его, не знали, что у него больное сердце? Знали! Конечно, знали. Хотя кого сейчас интересует Брас? Он все глотал, глотал свои таблетки, стараясь оттянуть неизбежное, выполняя приказ тех, кто за глаза называл его псом.

На плечо мне ложится тяжелая рука капрала. Со сна он не может понять, что произошло, и таращит мутные глаза на скрюченное холодное тело Лена Браса.

— Он умер, — говорю тихо.

Капрал вздрагивает.

— Что за странные люди мы с гобой, Арвин, — говорит он каким-то хриплым, чужим голосом. — Вынесли, наверное, больше, чем кто-либо, а сердечный приступ нас не взял… Может, джунгли ставят над нами опыт? Может, они хотят вернуть нам те душевные качества, которые мы с тобой почти потеряли?

Наверное, Пихра прав. Заколдованный круг. Сельва не хочет убивать нас. Она играет, развлекается, давая нам возможность самим отыскать свою судьбу в ее трясинах.

Нагибаюсь и вытаскиваю из кармана Браса сложенный вчетверо лист карты.

— Ему она больше не понадобится, — говорю я и чувствую, как в голосе появляется оттенок неуверенности и вины. — А Дерево, быть может, вернет двум отверженным радость жизни.

Капрал понимающе хлопает меня по плечу.

Заворачиваем тело Браса в плащ.

Похороны устраиваем по обычаю феррианских лесорубов. Капрал ловит первую попавшуюся лиану-удавку и прижимает ее к земле. Пропускаем в петли плаща тонкие, но прочные воздушные корешки. Лиана натягивается и медленно ползет вверх, поднимая брезентовый сверток к вершинам деревьев. В нужный момент подрубаю стебель. Растение дергается и замирает.

Все!

Теперь до человека без имени и лица не доберутся обитатели джунглей. Он будет долго раскачиваться над поляной, где остановилось его сердце.

Гляжу на страшный маятник.

К горлу подкатывает тугой комок.

К горлу подкатывает тугой комок.

Надо держать себя в руках. Горько. Не знаю уж как, но я успел сродниться с этими людьми. Раньше внимания не обратил бы, а теперь…

Пора идти. Проклятая огненная яма проглотила все наши вещи и оружие. Пропал мой верный огнемет. Пришлось бросить, иначе сам бы остался в горящем торфе.

На двоих — один автомат Браса. Два тесака, вещмешок…

Развязываю тесемки. Сверху идут пласты грязного белья. А вот галеты! Это хорошо! Три банки мясных консервов. Прекрасно! Пробирки, колбочки, какой-то хитрый аппарат… Это Брасу надо было для исследования Дерева Жизни. Нам с Арвином пробирки не понадобятся. По глотку бессмертия — и начнется новая жизнь!

Ну вот, кажется, и все. На минуту снимаем шлемы, а затем, не оглядываясь, идем в сельву.

Входим в лес и тут же попадаем в облако мошкары. Она настолько мелка, что умудряется пролезть сквозь ячейки москитной сетки. Дорога тяжелая: ноги поминутно вязнут в грязи. Спина Ная — в темных пятнах пота. Он дышит со свистом, прорубая коридор в переплетенных колючих зарослях. Из листвы выползают крошечные салатовые змейки и, стрельнув взглядом, бесшумно исчезают. Скорпионы бормочут о чайных розах.

— Капрал, — раздается голос Ная. — Ты никогда не рассказывал, как попал в сельву.

Я не отвечаю. О таких вещах не принято болтать. Хотя почему бы и нет? Мы же теперь вроде как братья. Одной веревочкой связаны. Да и вернется ли кто из нас в поселок?