Самоснабжение населения приняло форму мешочничества. Крестьяне везли в город хлеб небольшими партиями, горожане отправлялись в деревню с вещами. Это явление хорошо описано в статье А. Ю. Давыдова «Мешочничество и советская продовольственная диктатура. 1918—1922 годы» (Вопросы истории. 1994, №3). Довольно быстро мешочничество приняло организованную форму – появились специализированные группы заготовителей, перевозчиков, сопровождавшихся вооружённой охраной, способной противостоять милицейским и чекистским заградотрядам, а также группы реализаторов. 43 43 Давыдов А. Ю. Проигранная война «красных»: нелегальная экономика 1917—1920 гг. // Вопросы истории. 2013, №11. С. 14—37.
Отметим только, что на чёрном рынке бумажные деньги не имели хождения, зато охотно принимались царские золотые монеты, а большей частью шёл натуральный обмен – одежда, обувь, ткани, керосин, спички, мыло и прочий ширпотреб на продовольствие. На рубеже 1980—1990-х гг. это получило название бартера.
Бартерный или натуральный обмен возобладал в 1917—1921 гг. в масштабе всего народного хозяйства России, что проявилось в его натурализации.
До войны государство содержало аппарат за счёт налогов на производителей материальных ценностей, идущих на потребление, и услуг (продовольствие, ткани, другой ширпотреб, перевозки и т.д.). Примерно половину государственных потребностей покрывала деревня в виде продуктов сельского хозяйства. Механика сводилась к тому, что сельское население значительную часть своих продуктов продавало для того, чтобы вырученными деньгами заплатить налоги. Государство, получив от деревни эти деньги, становилось распорядителем сельскохозяйственных продуктов, выброшенных на рынок, или непосредственно, закупая для армии, или косвенно, передавая часть налоговых доходов чиновникам, служащим и рабочим государственных предприятий в виде зарплаты.
Вся стоимость сельскохозяйственных продуктов, выносившихся деревней на рынок, составляла около 2 млрд рублей (из 6 млрд валового продукта), что составляло не только налоговый фонд деревни, но и фонд оплаты промышленных товаров в порядке рыночного, эквивалентного обмена. Так как налоги с деревни составляли почти 1 млрд рублей в год, то, получается, что приблизительно половину всей своей товарной продукции деревня передавала государству перед войной фактически безвозмездно . Понятно, что если бы деревня вдруг перестала платить налоги и стала отдавать свою продукцию только в виде эквивалентного обмена на промышленные товары, то образовалась бы огромная нехватка продовольствия и начался бы голод среди городского населения и прежде всего среди государственных рабочих, служащих и чиновников. И именно это произошло в результате отмирания налоговой системы, когда из-за обесценения денег крестьянство перестало отдавать хлеб за бумажные деньги.
Продовольственный кризис разразился бы ещё в 1914 г., если бы государство не нашло выход в выпуске бумажных денег, которые крестьяне прятали в кубышки , не предъявляя их на рынок. И этот кризис начался, когда крестьяне перестали копить деньги.
Истощение денежных доходов лишало государство возможности платить крестьянам рыночную цену и заставляло его встать на путь углубления системы указных цен. В ответ на это деревня сократила предложение товара на рынок (меньше стала продавать хлеба), так как, имея большие запасы денег, крестьяне могли покупать городские товары, ничего не продавая. Сопротивление деревни было столь сильным, что государство в декабре 1916 г. ввело хлебную принудительную развёрстку (т.е. «разверстало», составило план государственных заготовок по твёрдым или указным ценам по губерниям), механизм и методы которой были такими же, как в 1919—1920 гг.
Одновременно с этим всё шире стали применяться реквизиции, введённые ещё с августа 1915 г., однако сопротивление деревни опрокидывало все планы развёрстки, города и армия начинали голодать.
К концу 1916 г. в городах появляются хлебные карточки и государство оказывается вынужденным поставить вопрос о хлебной монополии. К концу февраля 1917 г. обострение хлебного кризиса даёт толчок восстанию в Петербурге, проходящему под лозунгами «хлеба и мира». В земледельческой России, после двух урожайных лет и при отсутствии экспорта хлеба, города и армия испытывали голод, которого не знала окружённая со всех сторон Германия, ввозившая до войны массу хлеба. Здесь наиболее ярко проявилось дезорганизующее влияние эмиссионной политики, перешедшей разумные пределы. Потому что мало было не хлеба вообще, а хлеба по низким ценам.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу