Советская разведка также установила, что в преддверии конференции японская военная миссия направила в Чаньчунь секретных сотрудников, причем предпочтение было отдано агентам русской национальности [752].
Располагая информацией по ключевым проблемам советско-японских отношений, объединенная советская делегация заняла на конференции достаточно твердую позицию. Однако вследствие сложившейся внутриполитической обстановки позиция Японии на переговорах в Чаньчуне была противоречивой, что в конечном итоге привело к их безрезультатному завершению.
В сентябре 1922 г. после прекращения переговоров советской разведкой была перехвачена телеграмма начальника японского Генерального штаба Уехара главнокомандующему японским экспедиционным корпусом в Приморье генералу Тачибана. В телеграмме Уехара информировал Тачибана о том, что МИД Японии совершенно потерял возможность самостоятельно разрешать дипломатические вопросы. Все проблемы внешней политики обсуждались на заседании кабинета и согласовывались с военным ведомством.
Провал Чаньчуньской конференции произвел удручающее впечатление на торгово-промышленные круги Японии. Для выяснения вопроса о торговле с ДВР японские промышленники и владельцы концессий в Приморье буквально осаждали особоуполномоченного ДВР в Особом районе Восточных провинций Китая Э.К. Озарнина. Кроме того, стала поступать информация о том, что в Японии активно дискутировался вопрос о частичной эвакуации войск, предполагалось часть войск оставить для охраны японских резидентов. Данный вопрос также обсуждался в ходе консультаций японского консульства с японскими торговыми кругами, за чей счет предполагалось содержать эти части [753].
Однако, несмотря на противодействие «военной партии», Япония вывела военный контингент с российского Дальнего Востоке, за исключением Сахалина. 21 октября 1922 г. Э.К. Озарнина посетил японский консул Яманучи. Консул отметил, что теперь Япония осознала цену белогвардейских правительств и эвакуация Приморья является отрадным для японцев событием. Он также отметил, что, очевидно, в ближайшем будущем могут состояться очередные переговоры с ДВР и РСФСР. По мнению Э.К. Озарнина, японцев очень беспокоила возможность бойкота японских товаров, а также затруднения для въезда японцев на советский Дальний Восток.
По данным советской разведки, уже в ноябре 1922 г. позиции «военной партии» в Японии существенно ослабли, в политических и промышленных кругах утверждалась идея установления нормальных торговых отношений. Япония даже была готова вложить в советский Дальний Восток до 50 млрд иен, но под серьезные гарантии [754].
Полученная советской разведкой информация военно-политического и экономического характера в последующем активно использовалась НКИД для формирования позиции СССР в ходе советско-китайских и советско-японских переговоров.
Пристальное внимание резидентуры в Китае уделяли сбору информации о работе белоэмигрантских групп, выявлению и пресечению их подрывной деятельности против Советской России и ДВР, а также на выяснении военных планов Японии и характера сотрудничества японских военных с военно-политическими группировками Китая.
Так, 2 апреля 1920 г. начальник разведывательного отделения Временного Приморского правительства К.А. Харнский обобщил всю собранную разведывательную информацию о планах японских милитаристских кругов на русском Дальнем Востоке в сводке «Ежедневной сводки разведывательного отделения штаба сухопутных и морских сил». Из полученных данных следовало, что Япония стремилась стать хозяйкой всей территории от океана до Байкала. При этом в газете «Кокумин» речь шла «о создании буферного государства в этих пределах, как о средстве соблюсти международное приличие». В это же время в газете «Дзи-Дзи» появляется интервью с атаманом Г.М. Семеновым, в котором он говорил «о своем намерении создать независимое государство к востоку от Байкала» (в воинских частях Семенова и уцелевших частях Каппеля насчитывалось до 20 тыс. штыков и сабель). В этой же сводке говорилось о стремлении Японии распространить свою власть на Монголию и прочно закрепиться во всей Маньчжурии. Причем подчеркивалось, что основным сторонником этой точки зрения являлся начальник японской разведки и контрразведки во Владивостоке генерал Такаянаги. Таким образом, стратегические планы Японии стали известны советской разведке еще задолго до «меморандума Танаки», принятого 7 июля 1927 г. [755]
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу