Александр Назаренко - Древняя Русь и славяне

Крутые меры, предпринятые Спытигневом II согласно завещанию отца, ничем не напоминают весьма умеренный сеньорат Изяслава Ярославина, каким он виделся Ярославу Мудрому. Возникает впечатление, что завещание Бржетислава I, если оно действительно имело целью единовластие Спытигнева II, типологически должно быть сопоставлено не с «рядом» Ярослава Владимировича, а скорее с волевыми десигнациями польского князя (в конце правления – короля) Болеслава I (992-1025) и, кажется, киевского князя Владимира Святославича. Болеслав определенно отказался, а Владимир предположительно намерен был отказаться от традиционного раздела державы между всеми взрослыми сыновьями в пользу единовластия одного из сыновей, в обоих случаях даже не старшего, а выделявшегося по другому династическому принципу: Мешко II был с 1013 г. женат на внучке германского императора Оттона II [50] Jasmski 1992. S. 114–116. , Борис же Владимирович отличался своим происхождением – его матерью была, по-видимому, представительница болгарского царского семейства [51] Не видим сколько-нибудь веских причин сомневаться в свидетельстве списка сыновей Владимира, что матерью Бориса была «болгарыня» (ПСРЛ 1. Стб. 80; 2. Стб. 67; Жит. БГ. С. 28). О десигнации Бориса в качестве киевского столонаследника, кроме данных, приведенных нами в другом месте ( Назаренко 2000а. С. 512. Примеч. 36), свидетельствует также практически одновременное возмущение старших Владимировичей – Святополка Туровского и Ярослава Новгородского против отца: первого – скорее всего около 1013 ( Thietm . VII, 72. S. 488; Назаренко 1993b. С. 136, 141, 171–172), второго – около 1014/5 г. (ПСРЛ 1. Стб. 130; 2. Стб. 114–115). О стремлении Владимира Святославича «византинизировать» порядок престолонаследия на Руси, то есть установить в той или иной форме единовластие киевского князя, убедительно пишет А. Поппэ, который, однако, совершенно напрасно, по нашему мнению, старается связать это стремление с гипотетическим происхождением Бориса и Глеба Владимировичей от Анны, сестры византийских императоров Василия II и Константина VIII (см., например: Поппэ 1997. С. 115–117; он же 2003. С. 309–313). . Наделяя сыновей по мере их взросления, и Владимир Святославич, и Бржетислав I действовали в полном соответствии с требованиями corpus fratrum, но в какой-то момент решили отказаться от него, пойти на коренную ломку порядка столонаследия. Однако и здесь, при ближайшем рассмотрении, оказывается, что сходство касается больше внешности, нежели существа дела. И польский, и киевский князья пытались утвердить единовластие одного из сыновей, не имея опыта сеньората [52] Отец Болеслава и основатель Древнепольского государства князь Мешко I (умер в 992 г.), если верить Титмару Мерзебургскому, завещал разделить державу между всеми своими сыновьями («relinquens regnum suimet plurimis dividendum»): старшим Болеславом и тремя младшими от второго брака с немкой Одой – Мешком, Свентепелком и третьим, не названным по имени ( Thietm . IV, 57–58. S. 196, 198; Назаренко 1993b. С. 134, 138–139). Судя по известному документу Мешка I Dagome iudex (Dag. iud. 394–396; Щавелева 1990. С. 29), который представлял собой акт передачи части Древнепольского государства (за исключением Краковской земли, где, вероятно, сидел старший сын Болеслав: Lowmianski 5. S. 595–614) под покровительство папского престола с целью гарантии наследственных прав сыновей от второго брака (именно такая трактовка документа представляется наиболее основательной: Labuda 1988. S. 240–263), свидетельство Титмара достоверно. Тем самым, Мешко действовал вполне в рамках традиционного родового совладения, которое и пытался оградить от притязаний Болеслава на единовластие; сделать это ему, впрочем, не удалось: сразу же по смерти отца Болеслав изгнал мачеху и младших братьев (Thietm. IV, 58. S. 198). , тогда как чешский – критически оценивая этот опыт. Следовательно, в династической истории древнерусского княжеского дома для завещания Бржетислава I достаточно полных параллелей не видно.

Обратимся теперь к завещанию польского князя Болеслава III 1138 г. Наиболее ранним свидетельством о нем является известие польского хрониста Винцентия Кадлубка (рубеж XII–XIII вв.), который в свойственной ему высокопарно-риторической манере пишет в общих словах об установлении «тетрархии» Болеславичей, причем старшему из них отдавались «княжение в Краковской земле и верховная власть» [53] «<���…> Cracoviensis provinciae principatus et auctoritas principandi» (Kadi. Ill, 26). . Границы уделов «тетрархов» очерчены только в много более поздней «Великопольской хронике» (начало XIV в.), согласно которой старший из них, Владислав II (1138–1146), получил Краков, Силезию, Серадз, Ленчицу и Восточное Поморье (Гданьскую марку), Болеслав IV – Мазовию, Мешко III – Великую Польшу, Генрих – Сандомир; а родившийся уже после смерти отца Казимир (будущий Казимир II) пока оставался без удела [54] Chr. Pol. m. 30; Вел. xp. C. 106. . Из совокупности более ранних разрозненых данных реконструируется несколько иная картина: Владиславу принадлежала также восточная часть Великой Польши с прежней столицей Древнепольского государства – Гнезном, а также Сандомирская земля, тогда как Генрих, подобно Казимиру, не имея сначала, по малолетству, собственного удела, жил при матери Саломее, которой были выделены Серадз и Ленчица [55] См. остающуюся основополагающей работу по теме: Labuda 1959. S. 171–194; ср. также: Buczek 1960. S. 621–639. (см. рис. 2).