Сергей Кара-Мурза - 1917 Февраль ↔ Октябрь. Две революции — два проекта

Архетипы набега с передвижением вооруженной силы особенно характерны для культуры дворян-землевладельцев, в то время как для буржуазии более важны виртуальные набеги в виде торговых агрессий и денежных спекуляций. В Белом движении роль этого архетипа усилилась благодаря соединению в нем дворян-помещиков с казаками, для которых набег как образ действий даже еще не ушел в коллективное бессознательное, а сохранился на уровне стереотипа. Тактика белых во многом и базировалась на рейдах-набегах.

В жестокостях белые под командой офицеров-интеллигентов отличились. Сначала в августе 1918 г. в серии мятежей эсеров (в Москве, Ярославле, на Урале) — стартером полномасштабной гражданской войны. Потом выступила элита — генералы и адмиралы с напутствиями верховными правителями Европы и высадкой английских войск на Севере. Колчак писал в личном письме: «17 июня я имел совершенно секретный и важный разговор с послом США Рутом и адмиралом Гленноном… я ухожу в ближайшем будущем в Нью-Йорк. Итак, я оказался в положении, близком к кондотьеру». В начале августа Колчак приехал в Лондон, где встречался с морским министром, затем в США, где совещался с министрами и самим президентом Вудро Вильсоном. Его назначение Верховным правителем России было согласовано. Наши нынешние патриоты гордятся.

Просвещенный правитель Колчак установил в Сибири такой режим, что даже его генералы слали проклятья по прямому проводу. Устыдились даже белочехи и издали меморандум: «Под защитой чехословацких штыков местные русские военные органы позволяют себе действия, перед которыми ужаснется весь цивилизованный мир. Выжигание деревень, избиение мирных русских граждан…» и т.д.

Военный министр Колчака А.П. Будберг писал: «Приехавшие из отрядов дегенераты похваляются, что во время карательных экспедиций они отдавали большевиков на расправу китайцам, предварительно перерезав пленным сухожилия под коленями (“чтобы не убежали”); хвастаются также, что закапывали большевиков живыми, с устилом дна ямы внутренностями, выпущенными из закапываемых (“чтобы мягче было лежать”)».

Наконец, важным элементом дворянской военной культуры, предопределяющим ее милитаризм, исследователи считают понятие чести. В основании его лежит старый смысл: сохранить честь — значит «не уступить». Вот замечание А.Н. Энгельгардта. Он пишет в письме из деревни в 1863 г. о запустении помещичьих усадеб после реформы, что видно было по исчезновению псовой охоты: «Притом же крестьяне теперь так зазнались, что не позволяют борзятникам топтать поля». Он дает пояснение: «Прежде тоже иногда случалось, что крестьяне, особенно казенные, нападали на охотников, топчущих их поля. Вы, может быть, не знаете, что у охотников существовал сигнал “на драку”. Охотник, схваченный крестьянами, трубил на рожке сигнал, и тогда все остальные охотники спешили к нему на помощь и, разумеется, обыкновенно побивали крестьян. Теперь “на драку” едва ли кто-нибудь затрубит». 196

Вспомним хотя бы логику воззвания « Союза несчастных землевладельцев ». Это были помещики, осознавшие направление хода событий уже летом 1917 года и не примирившиеся с перспективой потери их земельной собственности. Они быстро радикализовалась, и в их среде сложилась доктрина мщения. Она была важной идеологической предпосылкой гражданской войны. Вот прокламация одного из из этих помещичьих союзов, изданная в мае 1917 г. (опубликована в газете «Дело народа» в августе 1917 г.). Она начинается словами: «Будущие пролетарии — русские землевладельцы, — соединяйтесь!

В заключение прокламации сказано: «Народ, отменивший смертную казнь как преступное убийство и вводящий в свои законы другое преступление — грабеж и захват как основу своего ленивого благосостояния, как не имеющий государственного смысла, — не должен и не может иметь своего государства. Как социалисты не признавали самодержавия, даже когда оно пользовалось всеобщим признанием, так и мы не можем признать преступной грабительской республики. При таких условиях нам не уйти от гибели, а нашим детям — от голода, потому что мы никогда не подчинимся велениям и законам преступного государства, которое хочет узаконить грабительский захват. Мы не найдем себе места в нашем бесшабашном отечестве, как не находили его социалисты. Но социалисты прибегали к мести и террору, другого средства борьбы у них не было. Очевидно, по этому ужасному пути придется итти также нам и нашим детям.