Никогда Россия не была такой свободной, как весной 1917 года. Даже Ленин считал, что Россия стала «самой передовой страной мира». Временное правительство объявило амнистию по всем политическим и религиозным делам. Заключенные вышли на свободу, в том числе большевики, среди них Сталин и Свердлов.
Временное правительство отменило все сословные, вероисповедные и национальные ограничения. Гарантировало свободу союзов, печати, слова, собраний и стачек. Началась подготовка к созыву Учредительного собрания, которое должно было установить форму правления и принять конституцию страны.
Князь Львов проникновенно шептал:
– Боже, как хорошо все складывается!.. Великая, бескровная революция.
Не большевикам, а князю Григорию Трубецкому мерещилась тогда демократическая революция во всей Европе – в подражание России. «Известия из Болгарии производят сильнейшее впечатление, – восторгался князь. – Туда уже перекинулась революция из России. Глубоко надеюсь, что скоро революция перекинется и в Турцию, и в Австрию. А тогда немцы останутся одни усмирителями против всех народов. Дай Бог!»
Генерал Алексеев одобрил текст новой воинской присяги: «Обязуюсь повиноваться Временному правительству, ныне возглавляющему Российское государство, впредь до установления воли народа при посредстве Учредительного собрания».
Депутаты Думы, общественность не сомневались, что легко справятся со всеми проблемами. Почему же всего через полгода от праздничного настроения весны семнадцатого года не останется и следа? Вместо долгожданных мира и порядка воцарятся хаос и анархия? Толпа с легкостью откажется от всех завоеваний Февраля? И творцов Февральской революции занесут в список врагов народа?
5 марта князь Львов разослал по стране циркулярное распоряжение – «устранить губернаторов и вице-губернаторов от исполнения обязанностей». Объяснил:
– Назначать никого правительство не будет. Такие вопросы должны решаться не в центре, а самим населением. Пусть на местах сами выберут.
10 марта Временное правительство упразднило Департамент полиции.
12 марта отменило смертную казнь.
13 марта отменило военно-полевые суды.
– Применять силу не нужно, – говорил глава Временного правительства, – русский народ не любит насилия… Все само собою утрясется и образуется… Народ сам создаст своим мудрым чутьем справедливые и светлые формы жизни.
Губернаторы, полиция и жандармы исчезли, а с ними и власть. Демонтаж прежних структур привел к тому, что вся система управления развалилась. Винили в этом Львова и его прекраснодушных единомышленников.
«Князь Львов исключал для себя применение насильственных мер в борьбе с политическими противниками, – писал хорошо знавший его человек, – и оказался в неравном положении в сравнении с бунтующими революционными массами, прибегавшими к насилию и террору в своем стремлении к власти».
Львову, вспоминал современник, не хватало той любви к власти, без которой историей, к сожалению, не вырабатываются крупные политические деятели. Он принимал разрушительную стихию революции за подъем народного творчества.
Во Временное правительство вошли и люди с практическим опытом, и блестящие интеллектуалы, абсолютно бескорыстные, движимые желанием послужить России. Ныне винят их в том, что они утратили контроль над страной – а надо было и кулаком стукнуть, и силу применить.
«Мы не почувствовали перед собой вождя, – вспоминал министр иностранных дел Павел Милюков. – Коллега по партии спросил мое мнение: «Ну как?» Я ему с досадой ответил одним словом: «Шляпа!» Я был сильно разочарован.
Нам нужна была во что бы то ни стало сильная власть. Этой власти князь Львов с собой не принес».
Но слишком велика возложенная на них вина! После свержения императора государство развалилось. Порядок исчез. Власть брал тот, кто мог. Винтовка рождала власть. И кровь…
Теперь уже вовсе никто не желал воевать. Батальоны новобранцев разбегались по дороге на фронт. Хаос и анархия разрушали экономику. Рубль обесценивался. Это рождало массовое возмущение. Жизнь в стране стремительно ухудшалась. А кто виноват? Новая власть. Те, кто взял власть в феврале, Временное правительство.
«Львов тяжести павшей на него ответственности не вынес, – писал Степун. – Поддавшись внезапно нахлынувшему на него чувству, что «мы ничего не можем», «мы обречены», «мы щепки, которые несет поток», и еще страшнее, что «мы погребенные», он уже через четыре месяца подал в отставку».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу