28-летний Павел Дыбенко оказался самым молодым наркомом в первом советском правительстве. Впрочем, остальные члены коллегии по военным и морским делам были немногим старше. Антонову-Овсеенко было тридцать семь. Крыленко – тридцать два.
На второй день после победы большевиков – в перерыве между заседаниями съезда Советов в Смольном – меньшевик Николай Николаевич Суханов отправился в буфет, где была давка и свалка у прилавка. В укромном уголке Суханов натолкнулся на Льва Борисовича Каменева, впопыхах глотавшего чай. Спросил:
– Так вы окончательно решили править одни? Я считаю такое положение совершенно скандальным. Боюсь, что, когда вы провалитесь, будет поздно идти назад…
– Да, да, – нерешительно и неопределенно выговорил Каменев, смотря в одну точку. – Хотя… почему мы, собственно, провалимся? – также нерешительно продолжил он.
«Коллонтай не верит в окончательную победу большевиков, – пометил после встречи с одним из наркомов представитель французской военной миссии в России Жак
Садуль. – Над меньшевиками и большевиками должны в скором времени возобладать умеренные партии. Может быть, удастся создать подлинно демократическую республику? Однако, какую бы судьбу ни уготовило будущее революции, каким бы коротким ни было пребывание у власти русского народа, первое правительство, непосредственно представляющее крестьян и рабочих, разбросает по всему миру семена, которые дадут всходы… Коллонтай производит сильное впечатление поистине убежденной, честной, искренней женщины…»
Четыре наркома-большевика – Алексей Рыков (будущий глава правительства), Владимир Милютин (до революции он был восемь раз арестован, пять раз сидел в тюрьме), Виктор Ногин (он был противником вооруженного захвата власти) и Иван Теодорович (будущий председатель Крестьянского интернационала) – через десять дней после Октябрьского переворота, 4 ноября, вышли из состава первого советского правительства по принципиальным соображениям: товарищи по партии не поддержали их мнения о «необходимости образования социалистического правительства из всех советских партий».
Некоторые последствия этот демарш имел. В ночь с 9 на 10 декабря 1917 года большевики договорились о коалиции с левыми социалистами-революционерами, которые получили семь мест в Совнаркоме, а также должности заместителей наркомов и членов коллегий. А из тех четырех наркомов, которые проявили тогда принципиальность, только один – Ногин – умер своей смертью, совсем молодым. Остальных Сталин со временем уничтожил…
Не принял власти большевиков и один из патриархов русской социал-демократии Георгий Валентинович Плеханов. 28 октября он опубликовал «Открытое письмо к петроградским рабочим»:
«Товарищи! Не подлежит сомнению, что многие из вас рады тем событиям, благодаря которым пало коалиционное правительство А.Ф. Керенского и политическая власть перешла в руки Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. Скажу вам прямо: меня эти события огорчают…
Несвоевременно захватив политическую власть, русский пролетариат не совершит социальной революции, а только вызовет гражданскую войну, которая в конце концов заставит его отступить далеко назад от позиций, завоеванных в феврале и марте нынешнего года… Власть должна опираться на коалицию всех живых сил страны…»
Поразительно, как точно Плеханов предсказал будущее. Разразилась жестокая Гражданская война, и русское общество лишилось прав и свобод, полученных после Февральской революции.
Ненавидевший большевиков эсер Борис Викторович Савинков, член Совета казачьих войск, в ноябре 1917 года предложил Плеханову возглавить новое правительство, когда казаки свергнут ленинский Совнарком.
– Я сорок лет своей жизни отдал пролетариату, – ответил ему Георгий Валентинович, – и я не буду его расстреливать тогда, когда он идет по ложному пути. И вам не советую этого делать. Не делайте этого во имя вашего революционного прошлого.
Но предложения Плеханов не отверг… Подробно расспросил Савинкова о состоянии казачьих войск. Сказал, что готов взяться за формирование правительства.
Один из основателей российской социал-демократии не любил Ленина. Плеханов даже дал показания против него, когда летом 1917 года вождя большевиков обвинили в предательской работе на немцев. С точки зрения Плеханова, «неразборчивость» Ленина могла толкнуть его на то, что он «для интересов своей партии» мог воспользоваться средствами, «заведомо для него идущими из Германии». Плеханов обратил внимание на то, что немецкая печать «с нежностью» пишет о Ленине как об «истинном воплощении русского духа». Но Плеханов счел своим долгом заметить, что говорит «только в пределах психологической возможности» и не знает ни одного факта, который бы свидетельствовал о том, что эта возможность «перешла в преступное действие».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу