Анатолий Викторов - Россия в плену эпохи

Так была решена проблема быстрого промышленного развития государства «дешёвым» путём и одновременного очищения его от людей, мешающих такой практике. Психологической целью такого закона было укрепление власти большевиков средствами страха, наполнившего атмосферу страны. Это было продолжением морали рабовладения, присущего советскому государству на всех его этапах.

Подобная атмосфера зависела от созданного типа людей. Н. Бухарин так охарактеризовал это перерождение: «Произошли глубокие перемены у тех коммунистов, которые, чтобы не сойти с ума, превратились в профессиональных бюрократов, для которых террор стал нормальным методом управления» .

Сталинисты утверждают, что несмотря на жестокость методов, индустриализация была проведена, и к 1941 году страна стала сильной военной державой. Историк Р. Конквест опровергает рационализм такой политики. Сельскохозяйственная разруха привела к тому, что деревня не могла снабжать город продуктами и деньгами, – разорение крестьянства и непосильные налоги. Создаваемая промышленность лишилась большей части государственной поддержки. Из этого следует, что организация колхозов и ликвидация кулачества замедлили, а не убыстрили темпы индустриализации. Некоторые исследователи обращают внимание на то, что индустриализация в СССР сыграла роль в разгроме нацистской Германии. По этой причине дешёвый принудительный труд и истребление населения могут показаться необходимыми издержками для достижения безопасности страны. Забывается, что промышленный и духовный прогресс, а также социальное страхование были общей тенденцией цивилизованных стран ХХ века. Они были достигнуты отнюдь не политикой зла. Единственно возможным ли был избранный Россией путь?

Если бы НЭП был не только сохранен, но и расширен, как это сделал Дэнсяопин в современном Китае, то страна получила бы результат куда больший, чем от рабского труда. В стране мог родиться стабильный строй, необходимый не только для всестороннего развития человека. Укрепился бы моральный и военный потенциал, и он мог исключить военные поражения 1941–42 годов. Всё это могло произойти только в случае отказа большевиков от большевизма. А значит, было невозможным. Мы вынуждены прийти к выводу: катастрофа Российской империи в 1917-ом и тридцатых годах стала следствием пороков народа, от которых он по сей день не только не избавился, но и в состоянии к ним возвратиться. Как говорил Солженицын, теперь мы знаем о судорогах припадочной пятилетки в четыре года и о том, сколько народного богатства и сил погибло впустую. Значит, партийные проекты были исполнены худшим и ещё раз худшим способом. Таким было лицо «социализма» без маски в СССР.

Большевики не только не стеснялись этого, но открыто ставили такую политику в центр своей деятельности. Г. Пятаков (председатель Всесоюзного Совета Народного Хозяйства) выдвинул обоснование уничтожения любых тормозящих препятствий, не обращая внимания на причины их возникновения. Для этого, по его мнению, нужна была творящая воля, не считающаяся ни с какими ограничениями практического, морального или политического порядка. Эта воля, должная сотворить чудо, была лишена разумного начала. Диктат отбрасывал все оппозиционные настроения и технические трудности. Он отвергал и финансово-экономический расчет, а также научные предпосылки и любую объективную реальность, если она противоречила волевым решениям. Руководитель считался лишь с тем, что было утверждено высшим кругом власти. Такая структура оправдывала вождизм, а также сверхчеловеческую природу исполнителей политического процесса. Выполнение подобной программы можно назвать «триумфом воли», – так, кстати, назывался нацистский фильм вызвавший одобрение фюрера. Нетрудно заметить принципиальное сходство этой маниакальной политики с германским нацизмом, однако практика была несколько иной. Громогласно объявленные пятилетние планы исполнялись далеко не полностью. Это скрывалось в фальшивых отчётах. Они были вынужденными документами, поскольку отчет о невыполнении означал расстрел или смещения низового руководства. Подлинным оставалось падение покупательной способности рубля, что означало голод и нищету основной массы населения.

Сталин отдавал себе отчёт, что бедняцкие колхозы не смогут стать поставщиками сельхозпродукции для внутреннего потребления страной в нужном объёме. Да и себя вряд ли смогут прокормить. Концентрация сельского беднячества, – «пролетариата», – в единое хозяйство лишала его привычных подработок у зажиточных и вызывало низкую трудовую производительность колхоза. Соратники Хозяина после минутных колебаний поддержали этот нелепый шаг. Напомним, что речь шла о 90 % населения страны. Победоносная пропаганда ничего изменить не могла, и стала называть чудом спасшихся от голодомора «героями труда». Подобное лицемерие не было новинкой революционной политики.