Анатолий Викторов - Россия в плену эпохи

Начались антисоветские крестьянские бунты в Тамбовской губернии, рабочих в Астрахани, казаков на Дону, матросское восстание в Кронштадте. Рядовые члены компартии восприняли это как нечто непонятное, а значит – враждебное. Оно нарушало идеалистическое восприятие коммунизма у одних, и было угрозой власти для других.

Новая государственная сила могла воевать против чего-то, но не творить нечто полезное в период разрушения всего и вся. Результатом стали всеобщая нищета и голод, на которые власть могла активно реагировать только силой, выступающей против представителей производительного земледельческого класса. Шла реквизиция продовольствия у крестьян. Упорно провозглашаемые высокие цели пострадавшую массу уже не впечатляли. Её не подвигли на враждебное отношение к власти также более 5-ти миллионов погибших от голода в эти годы. Неудивительно. Ещё в девяностых годах 19-го века, когда разразился голод в Поволжье, Ленин реагировал на всеобщую тогда благотворительность следующим образом: «Вся эта болтовня о том, чтобы накормить голодающих, есть ни что иное как проявление сахаринно-сладкой сентиментальности, столь характерной для нашей интеллигенции» (по Р. Конквесту). Неудивительно, что его власть 20 лет спустя после такого заявления не только не колыхнулись, более того – Ленин насильственно выслал из страны общественных деятелей, организовавших комитет «Помощь голодающим». Глава страны боялся всякой не контролируемой им общественной гуманитарной инициативы. Она предъявляла возможность своей помощи сразу, а правительство – никогда.

Лидер правых эсеров Чернов отметил (1924 г.) способность Ленина переноситься по ту сторону совести в отношениях с идейными врагами и применять против них любые грязные приёмы. Честен он был только с самим собой. Придя к насильственной власти, он мог употребить только деструктивную деятельность, но не конструктивную.

Троцкий был главнокомандующим Красной армии и проводником начавшегося с её помощью террора. В дальнейшем, находясь в изгнании, он не изменил свои экстремистские взгляды. Сталин, победивший в борьбе за единоличную власть, оценил приоритет силовых методов и стал думать о дальнейшем их усилении. Это продолжало противоречить провозглашённой теории. Заметим, Маркс не призывал к кровавому насилию и в частности утверждал, что социалистическая революция в России невозможна по причине низкой развитости населения страны. Большевики постарались забыть об этом и заполнили пустое место террором.

Ортодоксальных марксистских убеждений придерживались социал-демократы (меньшевики), отвергающие революционный приход к власти. Большевики не дали ходу «родственникам» по идее. Они их безжалостно уничтожали, показав, что стратегия выше идеологии.

Русский патриархальный консерватизм до 1917 года не осознавал о затаившемся в его глубинах разрушительном начале. Его носители – Разин, Пугачев, Болотников и другие – воспринимались как единицы, ничего в истории не решающие. Опору решительные большевики нашли в бунтарских чертах нации и повысили их до нужного им предела. Была создана ситуация, в которой человеку нечего было терять, и он даже не хотел что-то приобрести, дабы обрести покой. Пришёл совершенно другой уклад жизни, а не просто хозяйственная разруха. В рассказе «Дикое сердце» писатель Артём Веселый показал родственность первобытных, генетических черт человека и явления большевизма.

Разрушительность нашла свой отклик и в искусстве, показав, что возможна приемлемая духовная реакция на революционный хаос. Часть творческой интеллигенции была вдохновлена революцией, то есть чем-то новым на осколках старого, дающим право на радикальное новаторство. Возникли литература и искусство так называемого «пролетарского» содержания и стилистики. Мысль, начинённая революционным духом и политической верой, становилась новаторством и анархической смелостью (В. Хлебников, В. Маяковский). Образовались два типа активных людей. Первый: группа демагогов-авантюристов, отвергавших всякую эстетику, и вторая – творческая, вдохновлённая революционным нигилизмом, сотрудничающая с ним и слепая к правде жизни. Уместно напомнить, что наиболее яркий из них, Маяковский, был агентом террористского ГПУ.

Мы уже упоминали про коммунистов-идеалистов, честных по своей натуре и верящих в коммунистическое будущее. Правила душевной чистоты и страсть к борьбе жили в этих людях даже тогда, когда тоталитарный строй стал бросать их на расстрел и каторгу. Глубоко в душе они понимали двоедушие такого строя. Но они считали это явлением временным. Их привлекали те надежды, о которых говорилось в песне тех лет: «близится эра светлых годов» , и решительность вождей, – якобы для достижения поставленной цели. Была ещё одна группа, пассивно принимающая власть и выражавшая свою чуждость к ней лишь в сатирических анекдотах, несмотря на опасность этого. Всё вместе рождало удушливую атмосферу. Не было ни одного зрелого толкователя окружающего мира. Подобная незрелость была остатком февральской демократии 1917 года. Идеалисты верили в народ и вели себя бескорыстно. При этом прощали «революционные» проступки большевиков. Они соглашались быть «кирпичами» для сооружения властного фундамента. При этом не замечали, что новая власть превращает их в некие инфантильные фигуры, которые лишены возможности мыслить зрело. Согласно своему возрасту, они беспрекословно слушались «старших» и их перерождение в жертвы палачей воспринималось согласно принципу «Так надо!».