Дэвид Ремник - Могила Ленина. Последние дни советской империи

Переговоры продолжались несколько часов. Обсуждение налогового вопроса было бесконечно долгим, Ельцин, Горбачев и глава Казахстана Назарбаев сделали перерыв на ужин, а затем вернулись к разговору.

В какой-то момент главы республик решили, что пора сказать о заговоре. Ельцин стал говорить, что консерваторы в союзном руководстве делают все, чтобы помешать стране перейти к подлинной демократии и рыночной экономике. Он сказал, что Крючков и Язов выступают против Союзного договора. Назарбаев согласился с Ельциным и назвал еще двоих “несогласных”: премьер-министра Валентина Павлова и председателя Верховного Совета Анатолия Лукьянова — человека, с которым Горбачев дружил 40 лет.

Ельцин сказал: эти люди понимают, что договор лишит их власти. Если лидерами Союза станут по преимуществу главы республик, то Язов и Крючков отправятся в отставку, а 60 или 70 союзных министерств придется распустить.

Да, конечно, ответил Горбачев. Он же не слепой! “Все будет реорганизовано, в том числе армия и КГБ”, — заверил он собеседников. Но давайте дождемся подписания договора. И вообще, знаете, добавил он, Лукьянов, Крючков и остальные не такие плохие, как вы думаете.

Ельцин встал и вышел на веранду.

Назарбаев и Горбачев изумились. Зачем он вскочил?

“Посмотреть, не подслушивают ли нас”, — ответил Ельцин.

Назарбаев и Горбачев рассмеялись. Вот это да, ну и чудак он! Подумать только — подслушивать разговоры президента, генерального секретаря ЦК КПСС! Абсурд!

Как мог такой человек, как Анатолий Лукьянов, председатель Верховного Совета, предать друга, которого он знал с университетской скамьи? Он, как и Горбачев, получил юридическое образование, как и Андропов, писал стихи. И в этих бессмертных стихах он воспевал дружбу:

“С этим человеком меня связывают самые тесные отношения, я его люблю, — скажет Лукьянов о Горбачеве, — я не могу ему изменить, хотя и знаю — будем откровенны — его слабости, его недостатки… из тех людей, кто делал перестройку, я один оставался рядом с ним, остальные ушли — кто влево, кто вправо…”

Но это он скажет позже, когда будет сидеть за решеткой в ожидании приговора за измену Родине.

В конце июля в Москву должен был приехать Буш. “Московские новости” попросили меня написать короткую статью о том, как в США реагируют на происходящее в Советском Союзе. Я воспользовался возможностью и написал, что, пока Горбачева окружают антизападные реакционеры, Вашингтон будет с большой осторожностью рассматривать вопрос о предоставлении помощи СССР и инвестициях в страну. “Для Запада остается загадкой, почему в окружении Горбачева по-прежнему так много советников и сотрудников, с очевидностью противостоящих реформам, — писал я. — На каждого Александра Яковлева — человека, который сумел изменить свой взгляд на мир, — приходится, похоже, десять Павловых”.

Я всего лишь повторял то, что слышал тысячи раз. Но разве в Кремле кто-нибудь слушал? Вместе с Майклом Доббсом и еще двумя приехавшими в СССР журналистами я отправился к ближайшим советникам Горбачева: аппаратчикам-либералам — Андрею Грачеву, Евгению Примакову, Георгию Шахназарову. Мы задали им вопросы о “Слове к народу” и других опасных знаках, но они от этих вопросов отмахнулись. “Такая сейчас атмосфера”, — сказал Грачев. И он, и его коллеги, очевидно, не слишком волновались из-за этой атмосферы. А вот один из главных советников Ельцина, Геннадий Бурбулис, сказал нам, что Москва сейчас — “политическое минное поле”.

“И по нему мы стараемся продвигаться аккуратно”, — добавил он с кислой улыбкой.

Как будто в подтверждение справедливости такой оценки, во время визита Буша подчиненные Пуго расстреляли восемь литовских таможенников и полицейских на границе Белоруссии и Литвы. Пуго уверял, что ничего об этом не знал. Не имел ни малейшего понятия.

Разумеется, для Горбачева это стало очередным унижением. “Трудно сказать, что там произошло”, — сказал он журналистам, сидя рядом с американским президентом.

Тем временем Крючков прослушивал телефоны Горбачева и всех, кто имел к нему хоть какое-то касательство: даже личного парикмахера Раисы Горбачевой. В расшифровках прослушки Горбачеву был присвоен код 110, Раисе Максимовне — 111, но были и десятки других кодов. Крючков больше не готов был мириться с поведением президента. “Горбачев реагирует неадекватно на происходящее”, — повторял шеф КГБ участникам заговора.