Андрей Ветер - Воспевающие битву. Скальпы, лошади, женщины

Миклухо-Маклай, путешествуя по островам Океании, не позволял себе обходить стороной ни способы изготовления плетёной посуды, ни позиции партнёров во время сексуальных сношений. Он тщательно фиксировал, каким образом делалось оружие, обрабатывалась кожа убитых зверей, строились хижины, готовилась еда, протыкались семянные каналы мужских половых органов и т. д. Ничто не казалось ему мелким, всё было важным, ибо всё, что он видел, было жизнью. Информация о личной жизни и тем более о правилах гигиены (если бы таковой информации было достаточно) дала бы более точную характеристику «примитивных народов». Ведь несмотря на обилие всевозможных медицинских, воинских и тайных обществ, у индейцев не было общественной структуры, которая занималась бы, например, уборкой территории. Институт ассенизаторов был чужд им, человеческие испражнения (равно как испражнения домашних животных) оставались где угодно. Существуют, например, свидетельства семнадцатого века о Команчах, в которых утверждается, что эти индейцы, несмотря на всеобщую привычку купаться в реке при любой погоде, воспринимались испанцами как весьма нечистоплотные люди. Хуберт Бэнкрофт указывал в своём отчёте за 1867 год правительству США: «Они испражняются прямо подле своих жилищ; они оставляют отбросы всех видов – мёртвых животных, их шкуры – непосредственно около жилья». Для кочевой деревни это не имело большого значения, так как при переездах людей с места на место мусор оставался гнить далеко позади, однако для оседлого племени этот вопрос весьма важен, ведь окрестности рано или поздно должны были превратиться в смрадную свалку. Кроме того, если деревня была обнесена частоколом (например, у Манданов), то «туалет» внутри этой огороженной территории заставил бы задохнуться население от запаха экскрементов, ведь никакого подобия канализации там не существовало. Что же касается выхода по нужде за пределы ограждения, то это было сопряжено с постоянной угрозой нападения со стороны притаившегося где-нибудь вражеского лазутчика.

Впрочем, это (опасность прогулок за пределами деревни) относится ко всем стойбищам, кочевым и оседлым. Хорошо известно, что индейцы не гнушались нападением на одиноких женщин или неосторожных любовников, уединившихся подальше от глаз любопытных соплеменников.

Руфь Ландерс обращает внимание на то, что индейцы очень беспокоились за безопасность женщин, находившихся во время менструального цикла в удалённых от общей деревни хижинах, где проходило очищение. Эти женщины зачастую становились первейшими жертвами при нападении врагов, хотя известно, что женщины в таком состоянии считались почти неприкасаемыми (во многих племенах даже взгляд такой «нечистой» женщины, брошенный на кого-либо, считался оскверняющим и разрушающим воинскую силу). В этом случае возникает вопрос: как нападавшие осмеливались прикасаться своим оружием к «нечистым» женщинам? Обязаны ли они были проходить после этого церемонию очищения? Если нет, то получается, что значительная часть их мировоззрения, казавшаяся многим первопроходцам непоколебимой базой для всех их поступков, была лишь пустым звуком! Впрочем, кто знает, какие они?

В книге «Автобиография индейца Виннебаго» есть место, где автор вспоминает период своего отрочества, когда родители направили его поститься и искать духов. Автор рассказывает весьма скупо, но его слов достаточно, чтобы сломать привычные представления об однозначности табу, существовавших у краснокожих племён. Я привожу фрагмент из названной книги: «В то время индейцы жили в палатках и непременно помещали женщин, у которых наступал менструальный период, в отдельные жилища. Молодые люди ходили к тем женщинам по ночам тайком от родителей, когда те спали. Юноши проникали в палатки уединённых женщин. Я тоже отправлялся с молодыми людьми в такие любовные походы, и хотя сам никогда не входил внутрь тех женских палаток, мне нравилось само приключение. Мои родители опасались, что я мог вступить в контакт с женщиной, у которой были „месячные“, поэтому я ходил тайно. Мои родители предупреждали меня, чтобы я даже не ходил по одной тропинке с женщиной в таком положении. Причина их больших опасений заключалась в том, что я должен был начать поститься ближайшей осенью. Вот почему они не хотели, чтобы я прибижался к женщине в период её менструации. Ведь тот, кто растёт в окружении таких женщин, становится слабым. Вскоре я снова стал поститься днём и ночью вместе с моим старшим братом. Это было во время осеннего кочевья, и с нами жили ещё несколько семей. Среди них было четыре девочки, в обязанности которых входил сбор хвороста. Когда эти девочки отправлялись в лес за дровами, я и мой брат всегда играли с ними. Мы играли с ними, несмотря на то, что мы постились в то время. Нам, конечно, приходилось держать это в тайне. Но всякий раз, когда родители узнавали о наших гуляниях, нам устраивали хорошенькую взбучку, а родители девочек задавали трёпку своим дочерям. Дома мы строго соблюдали правило держаться на приличном расстоянии от женщин в период их „месячных“, но мы не были столь щепетильны, уходя их нашей палатки» («The Autobiography of a Winnebago Indian», Journal of American Folk-Lore).