Николай Никонов - Иосиф Грозный [Историко-художественное исследование]

— Ну щьто? Ти… забыла нас? Совсэм… забыла? — сказал Сталин, как-то приниженно и горько усмехаясь, так что усмешка его получилась скорее похожей на гримасу плача без слез.

Никогда она таким его не видела. И отзывчивой болью ворохнулась, должно быть, ее душа. На Сталина было страшно смотреть. И почему, почему женщины считают, что мужчины легче переносят их измены? Да. Смотреть на Сталина было страшно.

— Что вы… Что… Иосиф Виссарионович, — пробормотала она, словно клонясь под его вспыхнувшим, истинно расстрельным взглядом. — Что вы?

— Дай-ка мнэ… стакан! — приказал он. — Стакан — вон! Воды налэй.

И когда она, как прежде, ловко поворачиваясь, налила воду и подошла, он принял стакан. Но не стал пить. Держал в дрожащей руке и только смотрел, не снимая с нее яростного взгляда.

Она почувствовала, что колени у нее вот-вот сами подогнутся.

— Из твоих рук только пил! — произнес он. — Пил! А тэпэрь ты и пей! Сука! Бляд! Сволоч! Пэй! — И с этими словами бросил ей стакан в лицо и, вскочив, стал бить сухими рыжими кулаками.

А Валечка, упав на колени, лишь закрывала лицо и молчала.

— Пошла вон! Сука! Твар! — прорычал он как будто прежним мужским голосом.

И рухнул на диван.

Все, предположительно и утвердительно писавшие о Сталине, отказывали ему в обычных человеческих чувствах, и, если бы написать, что Сталин рыдал и трясся, кусал руки, наверное, автору бы не поверили, так много и определенно сказано в тех книгах об отсутствии у него простой человеческой души.

В 1952 году у Сталина случился второй и уже более тяжелый удар. На время отнялась половина тела, но он сохранил речь, а вскоре смог вставать и ходить. Сталин по-прежнему лечился сам, не обращался к врачам, тем более что уже зрело «дело врачей-отравителей», явно сфабрикованное, ибо при желании и знании в медицине кого угодно можно обвинить в чем угодно и любое лекарство представить тяжелым ядом. Шла вовсю борьба с «начетчиками» и «талмудистами», борьба с «безродным космополитизмом», может быть, в чем-то и справедливая, но в условиях того времени и в России вообще доведенная до глумления, абсурда и произвола. Болезненная уже подозрительность Сталина подгоняла массовый психоз в стране.

А медсестра, оказавшаяся в магаданском лагере и как-то странно опекаемая лагерной администрацией, продолжала плакать и писать письма. Так прошло почти четыре месяца, когда неожиданно поздней и темной магаданской осенью, а точнее говоря, уже зимой, заключенную Завьялову — так именовалась она по документам — вызвали прямо к начальству и, очень вежливо сообщив, что с нее сняты все обвинения, добавили, что она может уже сегодня быть отправлена домой в Москву с военного аэродрома.

Ночью с аэродрома, построенного, конечно, тысячами заключенных, на громадном туполевском бомбардировщике, с которого, надо заметить, были скопированы знаменитые «летающие крепости» американцев, сестра Завьялова в сопровождении предупредительных военных улетела сначала в Куйбышев, а затем в Москву.

Точно ли так было, не знаю, но известно, что красивая и вечно рыдающая медсестра, писавшая Сталину, исчезла из Магадана.

Валечка Истрина снова появилась в обслуге вождя в Кунцево. Но Сталин по-прежнему словно не замечал ее, лишь кивал, когда доводилось встретиться. И — молчал.

Генерал Власик был арестован 16 декабря 52-го года, судим за растраты и «аморалку» и отправлен сначала в Новосибирск, а потом в небольшой уральский городок Асбест, где и отбывал ссылку. Замечу, что после исхода Сталина Власику разрешили вернуться в Москву, где мстительный Никита Хрущев дал старику комнату в коммуналке, в которой и закончил свои дни грозный генерал, охранник Сталина. А в городок Асбест, словно на смену стальному Власику, прибыл в ссылку другой верный сталинец, бывший железнодорожный нарком и также железный, стальной ли солдат партии, Лазарь Моисеевич Каганович…

Моли Бога, чтоб он уберег тебя от плохих женщин, а от хороших сбереги себя сам.

Все хотят дожить до старости, а когда доживут, ее же и винят.

Старению подвержено все. Старятся реки, мелеют моря, старятся, понижаясь, горы, и морщинятся, рассыпаясь, скалы, и падают леса. И любой, живущий на Земле, подвержен Закону Возраста. И любой живущий не верит в этот закон. И в то, что возраст впрямую связан со словом «старость». Ах, как ненавистна эта старость , как жадно хочется остаться, быть вечно молодым, красивым, здоровым, крепким, не поддающимся вопреки всему! Старятся другие, но разве могу я?