Остальные разбойники почтительно поглядывали на этих троих, отчаянной удалью прославившихся, людей.
Лишь только появился атаман со своими спутниками, все почтительно вскочили со своих мест, уступая ему дорогу. Шапки мигом послетели с казацких голов и вся поляна огласилась громким криком:
- Здрав будь, атаман-батько!
- Здорово, ребятушки! - сильным, звучным голосом отвечал вновь прибывший.
- Есаулу Ивану Ивановичу здоровьице! - новым криком пронеслось по лесу.
- Спасибо, братцы! - отвечал седоусый есаул.
Между тем острые глаза атамана обежали поляну.
- Не вертались дозорные? - спросил он, обращаясь к трем своим помощникам, стоявшим отдельно.
Старый Волк выдвинулся вперед.
- Не вертались, Ермак Тимофеич. А с ночи ушли. Вот ужо подымется солнышко, полдничать станем, глядишь, и подоспеют молодцы.
- А ты, Михалыч, откедова? Ишь кафтан на тебе еле жив - весь в дырьях. Да и на лице тож царапины да кровь запеклась, - обратился Ермак (так звали атамана) к старику Волку.
Яков Михайлов только тряхнул плечами.
- На разведки ходил я, атаман. Самою чащею пробирался, - вишь, сучья да ветви искровянили рожу. Черных воронов выглядывать ходил...
- Ну, и што ж, выглядел? - живо вскинул на него глазами Ермак.
- Выглядел... Недаром волком меня зовут ребята наши. Инь глаза-то у меня, што у зверя лесного, да и чутье его же... Близко, в десяти всего переходах [верстах] вороны черные. Видимо-невидимо их, што твоя туча. А ведет их боярин-князь Одадуров, воевода царский. К самой голове рати я подползал, в кустах хоронился, да в дуплах дерев... Все выглядел, все высмотрел, батько-атаман. Небось ни один из их не пронюхал, что Михайлов Яков, по коему застенок Малютин плачет, на воеводское пресветлое личико близехонько любовался, - со смехом заключил свою речь старик.
Захохотали и остальные разбойники. Веселым гомоном оживился лес.
- Ай да Волк! Ай да Яков Михалыч! На воеводское личико, бишь, налюбовался! - с нескрываемым восхищением повторяли в группах.
- Молодец, Яша! Век не забуду, - сильно ударив его по плечу могучей рукою, крикнул Ермак, и острые глаза его вспыхнули ярким огнем. - Жалую тебя кафтаном с плеч того воеводы.
- Слышь, робята? Слышь? - так и всколыхнулся Яков, - кафтан мне атаманом княжий пожалован! Стало с самим князем и расправа моя!
- Твоя, подъесаул... твоя, дедка! Што и говорить, заслужил, отозвались громкие голоса со всей поляны.
- А людей наших не видал, Михалыч? - дав утихнуть крикам, снова обратился к старику Ермак.
Старый Волк хотел ответить и не успел. Топот нескольких десятков копыт послышался в чаще. Точно несколько человек сломя голову неслись на конях по лесу.
Ермак выпрямился и насторожился. Орлиные очи его впились в чащу, как бы прорезывая густую листву деревьев и кустов.
- Ребята, го-то-о-вься! - умышленно замедленным шепотом, но громко и сильно, пронесся вслед затем его голос по поляне.
Как действием волшебства оживилась по этому крику поляна. Со всех концов ее к середине кидались люди, спешно хватая оружие - самопалы, бердыши и ножи. В боевом порядке становились разбойники, развертываясь правильным четырехугольником, готовые к бою. Впереди всех стоял атаман. Его орлиный взор по-прежнему не отрывался от чащи. Седоусый есаул Кольцо встал возле атамана. Все взоры впились в Ермака. Все ждали, готовые грудью постоять за свою свободу, за вольные головы казацких дружин... Казалось, поведи только черною бровью храбрец-атаман, и вся эта горсть смельчаков ринется вперед навстречу еще невидимому врагу.
Топот слышался все ближе и ближе... Вот замелькали цветные кафтаны в зеленой листве.
- Го-то-о-вься! - еще раз пронеслось по лесу.
Почти одновременно с этим выскочили из чащи с десяток верховых на быстрых и рослых конях, убранных чепраками.
- Наши! - вырвалось разом удивленным возгласом из нескольких сотен грудей.
- И впрямь наши! Дозорные вернулись! - весело и радостно крикнул Ермак. - Да и с прибылью никак!.. Коней, гляди, робя, пригнали!
- И то с прибылью! - весело крикнул черноглазый Мещеряк, скакавший впереди всех на дивном, белом, как снег, аргамаке, - воеводовым конем тебе челом бью, атаман! - и спрыгнул с лошади на всем скаку, веселый, радостный, так и сверкая темным взором. За ним спешились и все остальные. Это были все молодые, сильные казаки, как на подбор молодец к молодцу. Ничего хищного, ни разбойничьего не было в их мужественных, дышащих удалью, лицах.
- Здорово, Мещеря! Отколь выудил коньков? - спросил молодца-юношу Ермак Тимофеич.
Читать дальше