Пётр Кошель - История сыска в России, кн.1

Москва, 5 ноября 1909 г. П.Серебряков".

Весьма общие и не подтверждённые документами обвинения против себя и своей жены Серебряков опровергает, главным образом, также путём общего и голословного отрицания. Можно отметить лишь две неточности в тексте его письма, которые, впрочем, не могли быть известны читателям того времени.

Павел Серебряков утверждает, что факт появления разоблачительного материала он и его дети скрывают от Анны Егоровны. Между тем почти одновременно с его письмом в «Русских ведомостях» выступает с оправданием на страницах парижского «Общего дела» и сама Анна Егоровна.

Павел Серебряков утверждает, что внезапный уход его с работы в земской управе ни в какой степени не связан с разоблачением его жены. Между тем двумя месяцами позже в официальном докладе Департамента полиции говорится, что «ближайшим результатом разоблачения было вынужденное оставление мужем „Субботиной“ места в Московской земской управе».

Так или иначе, но совокупность двух фактов (отсутствие документальных доказательств и «перегибы» некоторых газет) заставляла многих сомневаться в правильности бур-цевских обвинений. По свидетельству Горева-Гольдмана, в междупартийную следственную комиссию поступали протесты ряда партийных деятелей, что при отсутствии опять-таки необходимых документов весьма затрудняло работу комиссии.

На защиту поруганной чести семьи Серебряковых встали и кое-какие газеты. Так, например, «Голос Москвы» перепечатывает основные мысли письма Серебрякова в «Русских ведомостях», снабжая их весьма сочувственными комментариями. Газета подчёркивает тот факт, что «г-ка Серебрякова живёт вместе с мужем в Москве» и что Серебрякова «больная, совсем слепая и, естественно, не показывается в обществе». Сообщая далее о предстоящем судебном процессе, Серебрякова с редактором «Русского слова», редакция «Голоса Москвы» заканчивает свои комментарии следующей сентенцией:

"В данном случае мы стоит лицом к лицу даже и не с легкомыслием газет. Если бы подобное отношение к именам и чести людей было случайно – тогда так, тогда это было бы легкомыслием, но дело в том, что оно вытекает их характера газет.

Десятки лет русское общество живёт в нездоровых условиях существования временных правил для печати, стесняющих свободу работы. У печати много врагов. Но никто не даёт в руки этих врагов такого сильного оружия против печати, как рыцари жёлтого слова".

Короче говоря, русская печать не созрела ещё для того, чтобы отказаться от опеки временных правил для печати…

Весьма сочувственно к письму Серебрякова отнеслось и черносотенное «Русское знамя». Письмо Серебрякова – повод для ругани по адресу освободительного движения.

«Все эти процессы, – в характерном для неё стиле пишет газета, – по обвинению Бурцевым недавно польской курсистки, теперь Серебряковой – сплошная грязь, хотя обвиняемые лица могут быть и чисты. Дело, конечно, не в отдельных лицах, а в социал-революционной грязи. С этой точки зрения можно даже приветствовать разоблачения Бурцева. Он готовит два новых обличения… Пусть старается. Подождём обличения двух новых жидов».

Параллельно с этой полемикой в легальной русской печати и с апелляцией Павла Серебрякова к царскому коронному суду, сама Анна Егоровна выступила с «опровержением» в «Общем деле» Бурцева.

Письмо это, развязно трактующее о «традициях партии», о «чести и достоинстве», заслуживает того, чтобы привести его полный текст, в том виде, как оно напечатано в № 3 «Общего дела»:

"Москва, 8 ноября 1909 г.

Милостивый государь! В «Русском слове» напечатан ряд телеграмм, в которых было сказано, что в № 2 Вашего органа «Общее дело» было опубликовано сообщение, согласно которому я, Анна Егоровна Серебрякова, с 1885 года состоя на службе в полиции и выдала целый ряд известных мне партийных организаций, учреждений и лиц.

Я с трудом могу допустить возможность опубликования Вами такого сообщения, так как мне не было прислано ни от Вас, ни от кого-либо ещё никакого уведомления о наличности против меня каких-либо обвинений в сношениях с полицией, и так как традиции всех наших партий не допускают подобного опубликования без разбора дела на третейском суде, где обвиняемый мог бы воспользоваться своим неотъемлемым правом – доказать свою правоту. Тем не менее, так как до сих пор не последовало опровержения телеграмм «Русского слова» от Вашего имени, я вынуждена полагать, что обвинение действительно исходит от Вас.