Пётр Кошель - История сыска в России, кн.1

И это ей удалось. К ней относились по-разному, но по вопросу о политическом доверии все сходились на одном: не доверять Анне Егоровне нет веских оснований.

Правда, покойный Бауман предупреждал С.И.Мицкевича в 1903 году, рекомендуя ему не ходить к Серебряковой, но это предупреждение он обосновывал тем, что, по его мнению, за домом Серебряковой была усиленная слежка. Кое-какие подозрения были и у А.И.Елизаровой, но и она обвиняла Серебрякову только лишь в излишней болтливости и излишнем любопытстве.

Три эпизода заставляли А.И.Елизарову несколько насторожённо относиться к Серебряковой.

По делу о типографии, в связи с которой были арестованы Карасевы, Лукашевич и другие (1899 г.), жандарм Са-мойленко, руководивший дознанием, усиленно убеждал А.Карасеву выдать подпольную типографию, обещая, как принято обещать в подобных случаях, не трогать людей, а только лишь забрать «технику». АИ.Елизарова в разговоре с Серебряковой возмущалась этим жандармским подходом, тогда как Серебрякова заняла обратную позицию и допускала возможность выдачи типографии. Небезынтересно в связи с этим отметить, что самый арест этой группы (Луначарский, Смидович, Лукашевич и др.) произошёл, как мы покажем в своём месте, благодаря Серебряковой, которая была знакома со всеми участниками группы и знала об их нелегальной работе.

О двух других эпизодах А.И.Елизарова рассказывает следующим образом:

"Когда Крупская весной 1898 года поехала с матерью в Сибирь, к Владимиру Ильичу, которого была невестой, Серебрякова знала, что она поехала в Сибирь, но я ничего не сказала ей о близости Надежды Константиновны к брату. И вот через некоторое время она говорит мне тоном серьёзного упрёка о большой обиде, что я отношусь к ней далеко не так, как она ко мне, что я ей не доверяю: например, не сказала о замужестве Н.К. и что кто-то спросил её про Крупскую: «Как она там с мужем поживает?» Она не знала – с каким мужем? «Да ведь она вышла замуж за В. Ульянова. Как же вы говорите, что близки с Елизаровой, если этого не знаете?» – «Мне так неприятно было», – заключила Серебрякова. Я подняла её насмех, сказала: «Ведь вы не знаете брата». – «Нет». – «Так зачем же вам знать, женился ли он и на ком». Я сочла это бабьей любовью к сплетням и потом дразнила её, все ли она сердится на меня за это, но все же помню, мне странным показалось, я спросила её, что же это за люди, которым это надо знать? Она отшутилась чем-то. «А они меня знают?» – спросила я опять. «Знают», – ответила с кривой улыбкой.

…В 1904 году проездом из Киева в Питер я зашла к ней, и впечатление было очень неприятное: она была очень, расфранчённой, какой-то нахальной, самоуверенной… За чаем я намеренно внезапно сказала: «А мы ещё одного общего знакомого забыли – Гуровича!» – и взглянула на обоих Серебряковых. Он вскочил, схватился руками за стол и весь затрясся, установив глаза в одну точку. Она с тревогой посмотрела на него, подошла и сказала: «Тебе нехорошо, пойди и успокойся» – и увела его в комнату. Оставшись одна, я, почувствовала некоторое угрызение: я слышала от неё часто, что он человек больной, нервный. Ведь и сознание, что принимал у себя провокатора, должно быть тягостно – думала я. И я ждала, что, возвратившись, она упрекнёт меня. Но она просто заговорила о другом, как будто ничего не произошло, и это было мне всего неприятнее".

Но все это лишь отдельные штрихи, которые отнюдь ещё не в состоянии нарисовать портрет провокатора. Подозрения и сомнения не переходили в обвинение. Серебряковой продолжали верить и услугами её продолжали пользоваться.

Серебрякова знала много. А все, что знала она, знало и охранное отделение.

Однако эти качества не делали ещё Серебрякову ценной сотрудницей. Недостаточно сообщать «охранке», надо ещё уметь делать это так, чтобы ни у кого не возникало никаких подозрений.

Этим искусством в совершенстве владела Анна Егоровна. Один из документов охранного отделения, относящийся к более позднему периоду, когда Серебрякова уже вышла из строя агентов «охранки», характеризует её так:

«Туз (Субботина). Работала с Зубатовым. Была очень близка с Медниковым и Румянцевой. Часто бывала запросто у них. Вела себя крайне конспиративно…»

Можно отметить отдельные примеры этой конспиративности. Известно, например, что Серебрякова просила иногда лиц, посещавших её, прекратить на время посещения, так как, говорила она, замечала за собой слежку.

Междупартийное или околопартийное положение Серебряковой, отсутствие у ней организационных связей с какой-либо партией также ставило её в определённо выгодные позиции. Постоянные аресты и разгромы революционных организаций, при которых Серебрякова оставалась вне полицейских репрессий, не могли вызвать ни у кого подозрений: ведь.Серебрякова не состоит ни в какой группе!