Пётр Кошель - История сыска в России, кн.1

Составляя постановление о привлечении Комиссарова, как я, так и г. прокурор Пермского окружного суда, ввиду прежней судимости Комиссарова, были убеждены, что в лице его имеем дело с вредным рецидивистом, не прекращающим своей преступной деятельности; после же заявления начальника охранного отделения о действительной роли Комиссарова мы пришли к заключению, что Комиссаров является опасным агентом-провокатором.

К этому окончательному убеждению мы пришли, разобрав те данные, на основании которых Комиссаров привлекался в прежних дознаниях.

Роль его в этих дознаниях такова:

1. Как видно из приложения за №1, Комиссаров завлёк Готгельф в революционную деятельность, приносил пачки революционных прокламаций и дирижировал распространением их; прокламации, которые Готгельф рассылал в письмах, получены им были также от Комиссарова. Как видно из показаний Калашникова, Комиссаров на одном из собраний приглашал присутствовавших рабочих устроить забастовку; приносил на квартиру Калашникова большую пачку прокламаций для их распространения; принёс к нему же на квартиру два письма и просил их заадресовать (в письмах оказались прокламации).

По показаниям Мареева, Комиссаров навязался на знакомство с ним и в скором времени, как бы случайно, без предупреждения, завёл его на сходку.

2. Из приложения за №2, из показаний управляющего Невьянским заводом Лупанова видно, что последний подозревает Комиссарова в присылке из Перми на завод преступных прокламаций (большие подробности представлю, когда получу это дело от г. прокурора Казанской судебной палаты).

3. Как видно из приложения №3, в деле Разумкова и Баранинова Комиссаров играл также роль подстрекателя, вовремя спасшегося бегством.

Зная все это, начальник Пермского охранного отделения находит, что деятельность Комиссарова в Пермской губернии за два последние года не была провокаторскою, а общеупотребительным приёмом его сотрудников.

Ввиду возникшего разногласия между г. прокурором суда и мною, с одной стороны, и начальником Пермского охранного отделения – с другой, представляя настоящее дело на усмотрение Департамента полиции, прошу преподать мне указания для руководства в будущем считать деятельность агентов охранного отделения, подобную деятельность Комиссарова, провокациею или же приёмами, действительно допустимыми при работе этих агентов.

К этому добавляю, что дознанием, возбуждённым помощником моим в Екатеринбурге о Матвееве и др., также установлено, что Комиссаров там играл роль провокатора, хлопоча об устройстве помещения для сходок и тратя на это даже свои деньги. Он подлежит привлечению в качестве обвиняемого и к дознанию о Матвееве.

Полковник Бабушкин".

Чем кончилось это семейное недоразумение – нетрудно догадаться. Распря была улажена к обоюдному удовольствию. Неспокойного Бабушкина перевели в Тифлис, Самойленко-Манджара остался в той же Перми, а Комиссаров продолжал на виду блюстителей закона, только что аттестовавших его «как опасного агента-провокатора», инсценировать «государственные преступления», под конец он перешёл только на более выигрышное амплуа – экспроприаторское. А сколько было таких Комиссаровых?

Вот Пётр Попов. В прошении, поданном 25 января 1909 года прокурору Череповецкого окружного суда, он заявил: «Пользуясь данным мне, как сотруднику, правом от г. помощника начальника Новгородского жандармского управления ротмистра Кривцова хранить и распространять нелегальную литературу, я распространял прокламацию „К крестьянам“ и подсунул имевшуюся у меня нелегальную литературу учителю Добронравову». В заключение Попов просил освободить его «под личную подписку о неукрывательстве от суда, о несовершении никаких актов провокации».

Вот агенты жандармского офицера Сомова – Александр Мошенцев и Василий Моисеев, в 1904 году они помогают организации социал-демократического кружка в г. Муроме, устраивают гектограф и лично разбрасывают прокламации.

Вот Михаил Токарев и Михаил Ковшиков, агенты в г. Иванове-Вознесенске, познакомившись с рабочими Беловым, Бубновым и Чуликовым, они, «провоцируя, склонили их организовать тайный кружок».

И так далее, и так далее.

Агенты-пропагандисты часто ставили в затруднительное положение местную администрацию, которая иногда решалась протестовать, но делала это весьма робко, так как понимала, что провокаторы действуют не без ведома высшего начальства. Вот один из таких случаев. Казанский губернатор 17 января 1904 года донёс товарищу министра внутренних дел, заведующему полицией: «По настоянию начальника Казанского охранного отделения ротмистра Кулакова на завод бр. Крестовниковых в г. Казани был принят в качестве рабочего крестьянин Лаишевского уезда Михаил Иванов Заразов… привлечённый к дознанию по обвинению в принадлежности к организованному кружку для пропаганды среди рабочих. С поступлением на завод Заразов окружил себя не менее подозрительными лицами, с которыми и вёл какие-то беседы… Через несколько времени на заводе была обнаружена прокламация от имени Казанского комитета Российской социал-демократической партии под заглавием: „О порядках на заводе Крестовниковых“, появление которой, по мнению администрации завода, могло последовать лишь при участии названных неблагонадёжных рабочих… На заводе Алафу-зова в Казани также принято несколько лиц по просьбе ротмистра Кулакова. Старшему фабричному инспектору Киселёву известны случаи, когда администрация заводов выражала опасение за принимавшихся на завод по настоянию чинов жандармского ведомства неблагонадёжных рабочих, которые, состоя агентами жандармских чинов и вместе с тем получая жалованье на заводах, в то же время не прекращают и своей противозаконной агитаторской деятельности. Принимая во внимание, что в настоящее тревожное время присутствие подобных лиц в среде рабочих представляется особенно вредным, об изложенном я считаю долгом довести до сведения Вашего превосходительства».