Кроме того, Чиано уличал Гитлера в противоречиях и доказывал, что положение на Восточном фронте не так радужно, как уверял фюрер, и не только потому, что ему нужно было доказать дуче свою дипломатическую ловкость и умение видеть вещи в их истинном свете. Он хорошо знал, что Муссолини неприятно было бы получить сведения о слишком быстрой и легкой победе союзника. В своих дневниках Чиано неоднократно писал о том, что приостановка немецкого наступления осенью 1941 года обрадовала Муссолини.
«Сейчас Муссолини хочет: или чтобы война кончилась компромиссом, который спасет европейское равновесие, или чтобы она длилась так долго, чтобы мы могли с оружием в руках возродить потерянный престиж. Это его вечная иллюзия…» 58
Можно было бы не поверить Чиано, если бы его сведения не подтверждались другими свидетельствами. Макиавеллизм дуче, желавшего затруднений своему союзнику, лишний раз иллюстрировал характер отношений между державами оси. При этом Муссолини как бы забывал, что военные поражения трудно дозировать и что вместе с гитлеровскими войсками в России находились итальянские дивизии, которые попали туда по его собственной воле. Впрочем, судьба итальянских солдат мало трогала Муссолини, уверенного в том, что великие исторические свершения требуют крови.
Между тем из Берлина, в донесениях итальянского посольства, настойчиво подчеркивалась мысль, что немецкие поражения уже перешли те границы, которые могли бы быть полезны Италии, не ставя под угрозу конечный результат войны. Итальянские дипломаты в Берлине были ближе к источникам информации, говорившей о серьезности положения. Кроме того, они хорошо видели отношение гитлеровцев к Италии и не строили никаких иллюзий насчет ее положения в оси. Так, советник посольства в Берлине полковник М. Ланца в своем дневнике следующим образом описывал встречу Риббентропа с Чиано, которую последний характеризовал в официальном отчете «теплой и дружественной»: «Церемония была очень пышной. Риббентроп произнес длинную речь, которая должна была быть гимном европейскому сотрудничеству, но которая скорее напоминала приказ деспота своим вассалам. Чиано был в ярости. «Я хотел ответить ему в том же тоне!» – кричал он. Неясно, почему он этого не сделал» 39 .
Контрнаступление советских войск зимой 1941 года заставило Гитлера резко изменить отношение к предложениям Муссолини. В январе 1942 года итальянский посол Альфьери получил сообщение о том, что Гитлер не только согласен на увеличение итальянского контингента на Восточном фронте, но и просит ускорить посылку войск, причем посол имел бурное объяснение с военным атташе Маррасом, который попытался узнать, каким образом немцы намереваются использовать итальянские дивизии. Альфьери считал это излишним, будучи уверен, что Муссолини все равно согласится на все условия Гитлера. Однако к вечеру посол одумался и ночью вызвал к себе Ланца. Было видно, что предложение Марраса казалось ему крайне заманчивым: он сообразил, что в Риме его старания могут быть должным образом оценены. Он сообщил Ланца, что сотрудники Гитлера отказываются давать какие-либо разъяснения относительно будущего итальянских дивизий, и сказал, что было бы желательно это узнать. «Но, чтобы добиться этого, придется прибегнуть к средствам, которые вы до сих пор отказывались использовать», – возразил Ланца. «В том положении, в котором мы находимся, нужно использовать все в интересах самой оси», – патетически воскликнул посол.
Ланца принялся за дело. Быстрота, с которой к нему стали поступать первые сведения, ставят под сомнение его слова о том, что ему «впервые» пришлось использовать каналы, не совсем обычные для сношений между союзниками. Уже 14 февраля он записывал в дневник, что «попытка узнать планы будущей кампании немцев дает свои плоды», а 8 марта представил Альфьери развернутый план действий немецкой армии на летний период 40 . Правда, о том, как немецкое командование намерено использовать итальянские войска, так ничего узнать и не удалось, но, видимо, это в то время было неясно и самому германскому командованию.
Зато выявилось одно важное обстоятельство: Гитлер теперь был крайне заинтересован в итальянских войсках. О причинах этого он позднее сам рассказывал Муссолини во время их свидания в Зальцбурге, состоявшегося в апреле 1942 года. «Во время встречи в Зальцбурге, – говорил Муссолини, выступая на заседании Совета министров, – Гитлер признался мне, что прошедшая зима была ужасной для Германии и она чудом избежала катастрофы… Германское верховное командование пало жертвой нервного кризиса. Большая часть генералов под воздействием русского климата сначала потеряла здоровье, а потом голову и впала в полную моральную и физическую прострацию. Официально немцы сообщают о 260 тыс. убитых. Гитлер мне говорил, что в действительности их вдвое больше, кроме того, более миллиона раненых и обмороженных. Нет ни одной немецкой семьи, в которой не было бы убитых или раненых. Холод превосходил все предсказания и достигал 52 градусов ниже нуля… Столь низкая температура вызывала ужасные явления, такие как потеря пальцев, носов, ушей и век, которые падали на землю, как сухие листья, вызывая у солдат панику. У танков лопались радиаторы, и целые бронедивизии исчезали за одну ночь или сокращались до нескольких машин».
Читать дальше