Владимир Шмерлинг - Сталинградцы [Рассказы жителей о героической обороне]

— Немедленно организованно, без паники отвести бригады в город и распустить по домам.

Собираю свою бригаду, советую брать с собой только то, что не обременит в пути, и веду людей по незнакомой дороге в направлении пожара. По дороге некоторые начинают отставать, приходится всем, как это ни тяжело, останавливаться и поджидать отстающих. Кажется, если была бы одна, — бежала и бежала.

Около горящей Ельшанки нас остановили, чтобы проверить документы. Я спросила:

— Что в городе?

Ответили:

— Бои идут на Тракторном заводе, а город, видите, горит.

Прошли Ельшанку. Вот уже центр Ворошиловского района.

Всюду пожары и развалины, рвутся бомбы: враг ещё продолжает бомбить. На Астраханском мосту расстаюсь с последним членом бригады, товарищем Глотовой. Бегу одна по Советской улице. От горячего воздуха перехватывает дыхание. Вижу, что тут не пройдёшь — вся улица в огне; беру направление к садику Карла Маркса.

В садике кучками сидят семьи, чьи квартиры сгорели. Оглядываюсь: нет ли тут моих детей? Бегу дальше, решаю во что бы то ни стало пробраться к своему дому. Подбегаю — одни развалины; дома нет, погиб в огне, кругом ни одной живой души. Возвращаюсь назад, бегу по Комсомольской улице, куда, зачем — не знаю. Вдруг, вижу, улицу перебегает знакомая: Ширшова! Кидаюсь к ней. Она говорит:

— Ваша дочь с нами в подвале.

Только я спустилась в подвал, как кто-то закричал:

— Выходите скорее, подвал загорается.

Света бросилась ко мне, плачет:

— Мама, милая, я думала, что не увижу тебя. Вовочку я не нашла. Детский сад сгорел.

Я перевела дочь в другой подвал и пошла искать сына по всем убежищам. Долго искала, пока поняла, что поиски напрасны.

Мне надо было идти на ночное дежурство, и я по установленному для себя графику в 15 часов лег спать. Моя жена, Антонина Васильевна, разбудила меня в 18 часов, тоже точно по графику, когда вокруг уже рвались бомбы. Сунув в карман приготовленный женой сверток с пирожками, я поспешил на станцию Сталинград 1-й. Я работал тогда дежурным по станции.

В этот день большинство работников моей смены шли прямо на пост и о вступлении на дежурство докладывали мне по телефону, сообщали о падении бомб и возникновении пожаров. К месту пожаров немедленно подавались цистерны с водой, заранее расставленные на путях; на разрушенные при падении бомб путевые участки высылались восстановительные бригады.

В течение двенадцати часов не отрывал я трубки телефона от уха ни на одну минуту, если не считать вынужденного перехода из своей дежурки на КП, заранее оборудованный дублирующей связью. Это было в первом часу ночи. Погрузной двор был уже в огне. Вскоре запылало и разрушенное депо. Начальник станции Тимошенко и секретарь парторганизации Попов всю ночь руководили оперативной работой. Заместители начальника станции Сидоров и Новицкий руководили бригадами в парках и сами работали — и за машинистов и за пожарников. В КП они забегали изредка — в касках, грязные, мокрые. Диспетчером в эту ночь дежурил Кудинов, человек, который даже в такой обстановке находил материал для своего неистощимого юмора. В самый разгар бомбёжки, когда взрывы следовали один за другим без интервалов, он вызвал меня по телефону и спросил:

— Как у вас там — не слышали еще сигнала отбоя? Кажется, пора бы уже.

Как раз в это время рядом с нами, на северо-кавказском тупике, упала крупная бомба. Страшный взрыв потряс КП, зашатались столбы, посыпалась штукатурка. Кудинов, конечно, услышал и понял, в чём дело.

— Где это? — спросил он.

— Как будто бы здесь, в КП, — ответил я.

— Ну ничего, продолжайте работать, — сказал Кудинов.

Под утро начальник станции приказал мне расставить у всех мостов и переездов по 8—10 груженых вагонов, чтобы в случае прорыва к станции немецких танков свалить эти вагоны, закрыть врагу проход. К концу моего дежурства это задание было выполнено, так же как и все задания по выборке вагонов с боеприпасами, горючим и другими срочными воинскими грузами.

В 8 часов утра меня сменил товарищ Данченко. После того, как я сдал дежурство, меня сразу, как ток, пронзила мысль: «А где же Антонина Васильевна, что с ней?» Так как и после дежурства уходить с КП нельзя было без ведома начальника станции, я обратился к нему, и он разрешил мне отлучиться на два часа.