Евгений Долматовский - Штурм Берлина [Воспоминания, письма, дневники участников боев за Берлин]

Я не ждал возражений, и они, разумеется, не последовали. Все комсомольцы выразили уверенность в успехе атаки, а Алексеенко поклялся первым ворваться во дворец и укрепить на нём красный флаг.

Мы разошлись и занялись подготовкой к бою. Ночь прошла спокойно. За ночь разнесли патроны и гранаты. Командование подбросило на наш участок несколько танков «ИС» и большое количество тяжёлой артиллерии.

Под утро началась артиллерийская подготовка. Воздух потемнел от порохового дыма и красной кирпичной пыли. Мы с удовольствием глядели, как снаряд за снарядом аккуратно ложится во дворец; надо полагать, что засевшие там фрицы не разделяли нашей радости. Подавленные разрушительным обстрелом, они почти прекратили ружейно-пулемётный огонь.

В нижнем этаже обращённой к нам стороны здания было большое окно. Его-то и наметили местом вторжения штурмовой группы. Но оно было забито толстой решёткой. Артиллеристы помогли и тут. Пробоины от снарядов всё теснее окружают железное окно, наконец, один снаряд угодил прямо в центр решётки. Образовалось просторное отверстие.

Наступил решительный момент. Выдвинувшись на исходное положение, бойцы приготовились к броску вперёд.

— Кому флаг? — спросил комбат Решетнев.

— Мне! — крикнул Алексеенко.

Артиллерия переносит огонь на соседние дома.

— Вперёд на штурм! — командует капитан Баранец.

Комсомольцы, увлекая за собой всех остальных бойцов, бегут вперёд.

Разрыва между артподготовкой и атакой не было, поэтому немцы не успели опомниться. Бойцы, стремительно перебежав двести метров, ворвались в окно и тут же пустили в ход гранаты. В громадных дворцовых залах загремели взрывы.

Берлин взят .

Нижние этажи дворца были очищены быстро — немцы устремились в подвалы и вверх, видимо надеясь, оторвавшись от нас, организовать сопротивление. Алексеенко, не добравшись ещё до крыши, укрепил красный флаг в окне второго этажа. Но этот знак победы не был преждевременен. Сила нашего напора не ослабела, и крыша вскоре была завоёвана. Мы с красноармейцем Файзуллиным заставили замолчать и станковый пулемёт, подавший было голос из окна подвала, когда часть бойцов вела бой уже во дворе дворца. Прижимаясь к стене, мы подобрались к самому окну и бросили в него пару противотанковых гранат.

Когда мы вошли в подвал, сотни три раненых немецких солдат подняли руки и испуганно закричали: «Гитлер капут, рус зольдат гут».

Вечером 1 мая, когда наш батальон находился во дворце Вильгельма, был получен — приказ форсировать канал, выйти на Унтер-ден-Линден и достичь Бранденбургских ворот.

Немцы вели с западного берега канала непрерывный огонь. В темноте светились трассы пулемётных очередей, гремели разрывы фаустпатронов. Откуда-то из района рейхстага немцы методически обстреливали минами Шлоссплац, перед дворцом кайзера. Было что-то обречённое в этом отчаянном и бесполезном обстреле, который уже ничего не мог изменить.

Собравшись во дворе дворца, бойцы готовились к предстоящему броску и тихо переговаривались между собою.

Слышу знакомый, сдержанный говорок старого солдата-миномётчика Мерасова.

— В степях под Моздоком, — говорит Мерасов, прошедший славный путь от Кавказских гор до Берлина, — я всё думал: выпадет ли мне счастье драться на берлинских улицах!..

— Да, — вспоминает коммунист Лебедев. — Мы ещё на Висле обещали товарищу Сталину, что наши мины долетят до Берлина.

Команда:

— Приготовиться! По местам!

У миномётчиков на плечах стволы, опорные плиты, пулемётчики впряглись в свои «машинки». Связисты уже развернули станцию на КП батальона и готовы тянуть линию через канал.

У Бранденбургских ворот .

Первая группа — стрелки лейтенанта Крысенко и пулемётчики лейтенанта Ершова. Они направляются к мосту — навстречу незатихающему огню противника.

На мосту вспыхивает перестрелка. В треск выстрелов врывается дружное «ура». Шум боя удаляется.

Через несколько минут к комбату прибегает связной от лейтенанта Крысенко — литовец Шиманскас. Этот молодой паренёк лишь недавно пришел к нам во взвод связи. Но как преобразился он! От первоначальной робости и нерешительности не осталось и следа.