Коллектив авторов - История гражданской войны в СССР в 5 томах. Т. I. [Без иллюстраций]

Керенскому немедленно сообщили, что земельные комитеты для казачьих областей неприемлемы. Казачья верхушка потребовала приостановить их организацию и отозвать из Новочеркасска представителя Министерства земледелия в Петроград. Одновременно же неказачьему населению пообещали, что к участию в управлении будут привлечены и его представители.

Казачьи и горские национальные части под предлогом невозможности прокормить кавалерию в прифронтовой полосе перебрасывались на Дон и Кубань. Запасные пехотные полки, чье революционное настроение тормозило подготовку контрреволюции, наоборот, выводились из казачьих областей.

Готовя удар по революции, Ставка оголяла целые фронты. Временное правительство охотно поддерживало всю подготовительную работу контрреволюции на Дону. По поводу запасных пехотных полков глава правительства телеграфировал Духонину: "Прошу сделать распоряжение о выводе из казачьих областей запасных пехотных полков и уведомить об этом войсковое правительство и казачьи части, находящиеся на фронте, и в особенности пластунов для спокойного несения ими службы"[675].

Керенский, таким образом, прямо признал, что запасные полки выводились из казачьих областей для успокоения казаков. Даже генерал Духонин, которого ни в каком либерализме не упрекнешь, постеснялся передать полностью телеграмму Керенского. Сообщая приказ главы правительства, Духонин писал: "Ввиду предстоящего сокращения запасных частей главковерх ходатайствует о выводе теперь же из казачьих областей запасных пехотных полков"[676].

"Совестливый" генерал только чуть прикрыл болтливую откровенность ретивого защитника контрреволюции, выдвинув в качестве причины вывода сокращение запасных частей, но сам весьма энергично очищал казачьи территории и помогал концентрировать контрреволюционные силы на Дону. На Дон и Кубань стягивались казачьи части, сплавлялись офицеры, замешанные в корниловской авантюре, посылались десятки тысяч винтовок, целые транспорты артиллерии.

По мере того как промышленные районы центральной России все более становились базой революции, казачьи территории превращались в гнездо контрреволюции. "Еще в начале октябрьского переворота, - говорит Сталин, - наметилось некоторое географическое размежевание между революцией и контрреволюцией. В ходе дальнейшего развития гражданской войны районы революции и контрреволюции определились окончательно. Внутренняя Россия с ее промышленными и культурно-политическими центрами (Москва и Петроград), с однородным в национальном отношении населением, по преимуществу русским, превратилась в базу революции. Окраины же России, главным образом южная и восточная окраины, без важных промышленных и культурно-политических центров, с населением, в высокой степени разнообразным в национальном отношении, состоящим из привилегированных казаков-колонизаторов, с одной стороны, и неполноправных татар, башкир, киргиз (на востоке), украинцев, чеченцев, ингушей и других мусульманских народов, с другой стороны, превратились в базу контрреволюции.

Нетрудно понять, что в таком географическом распределении борющихся сил России нет ничего неестественного. В самом деле: кому же еще быть базой советского правительства, как не петроградско-московскому пролетариату? Кто же другой мог быть оплотом деникинско-колчаковской контрреволюции, как не исконное орудие русского империализма, пользующееся привилегиями и организованное в военное сословие - казачество, издавна эксплуатирующее нерусские народы"[677]

Если ход контрреволюционных формирований на фронте и в областях подавал генералам известные надежды на успех, то нарастание революции разносило по ветру эти надежды. Из тыла на фронт шел поток революционной литературы, прибывали пополнения, принося с собой накаленную атмосферу. Из промышленных центров приезжали рабочие делегации, привозя жгучие лозунги революции. Обеспечить свои временные успехи на фронте контрреволюция могла, только изолировав фронт от тыла.

Уже давно, с самого начала революции, пытались восстановить против рабочих армию. Буржуазная пресса вела бешеную кампанию против установления восьмичасового рабочего дня. Рабочих обвиняли в предательстве, ставили им в пример солдат на фронте, которые-де все отдают родине. Солдатам нашептывали, что рабочие загребают кучи денег, наживаются на нехватке рабочих рук. Разруху, продовольственный кризис, недостаток боеприпасов на фронте объясняли нежеланием пролетариев работать более восьми часов в день.