Следует отметить, что союз, т. е. номинально-общественная организация, обращался непосредственно к начальникам штабов, не скрывая при этом своих политических задач: Главный комитет был уверен, что лица, к которым он адресовался, уже по одному своему положению должны разделять взгляды союза. Когда же штаб 6-й армии, видимо, усомнился в этом, Главный комитет прочитал ему нотацию:
"Главкомитет союза офицеров может лишь удивляться отказу вашему сообщать ему сведения об офицерах, опозоривших себя большевистской деятельностью"[662] При этом Главный комитет послал для сведения копию своей нотации в Ставку, чтобы обратить внимание верхов на строптивый штаб. Вообще в Ставке союз пользовался исключительным влиянием. Ни один политический документ не выходил из Ставки без авторитетной консультации Главного комитета. Так комитет 12-й армии - далеко не большевистский - телеграфировал в Ставку:
"По имеющимся сведениям все мало-мальски демократические проекты, попадая в Ставку, выходят оттуда в искаженном виде при ближайшем участии союза офицеров"[663]. Главный комитет превратился в законодательный орган при Ставке. Недаром председателем союза состоял генерал Алексеев, бывший начальником штаба при Николае II.
Союз терроризировал офицеров, угрожая бойкотом тем, кто отказывался вступить в число его членов. Такими мерами союзу удалось охватить большую часть офицерства и выступить крупным органом контрреволюции. Не было ни одного реакционного начинания как в армии, так и в тылу, где бы союз офицеров не принял самого деятельного участия. Шла ли речь о восстановлении смертной казни - союз разражался целым дождем телеграмм, угроз, петиций, докладов, писем, настаивая на немедленном введении смертной казни. Нужно ли было создать авторитет генералу, которого выдвигали в диктаторы, - союз выступал в роли советника, рассылая биографию генерала, посылая ему приветственные телеграммы, обещая всемерную поддержку. И все это делалось от имени офицерства в целом, хотя известная его часть не поддерживала реакционной политики союза, а некоторые давно порвали даже с соглашателями.
Огромную кампанию развернул офицерский союз при подготовке выступления Корнилова, приняв в генеральском заговоре самое деятельное участие. Союз вел переговоры с казачьей верхушкой, посылал своих представителей в Союз георгиевских кавалеров, связывался с реакционными организациями буржуазии в Петрограде и Москве. Представление о его деятельности может дать резолюция, принятая на объединенном чрезвычайном собрании Главного комитета совместно с конференцией георгиевских кавалеров 10 августа 1917 года: "В самом начале русской революции со стороны неведомых родине людей, руководимых "друзьями", прибывшими из Германии, было предложено протянуть "братскую" руку в стан наших смертельных врагов - австро-германцев. Враги наши ухватились своими окровавленными русской кровью руками за протянутую братоубийственную руку и, перейдя на землю отцов наших, затоптали могилы миллионов бойцов, честно павших за Россию. Пять месяцев страдала наша родина под братоубийственным пожаром и превратилась в посмешище всего мира..."[664] -
и так далее, все в том же погромно-патриотическом духе. Кончалась резолюция клятвой: союз офицеров обещал бороться до тех пор, "пока огражденная нашим мощным союзом Россия не восстанет честная из позора, победная из поражений, нетленная в своем величии и свободе"[665].
Из Ставки эта резолюция рассылалась по всем армиям. Бездарные генералы, ведшие войска от поражения к поражению, клялись победить, лишь бы разрешили им восстановить в армии старый крепостнический строй и быт. Продажные интенданты, воры, обкрадывавшие солдат, клялись сделать армию честной, лишь бы их снова пустили к бесконтрольному распоряжению солдатским рационом.
Провал корниловской авантюры вскрыл контрреволюционную суть союза офицеров, обнажив генеральское лицо руководителей "демократической" организации. По армии, которая уже давно с тревогой смотрела на деятельность союза, прокатилась волна протеста. В многочисленных резолюциях требовали разогнать это генеральское гнездо и посадить руководителей на скамью подсудимых вместе с Корниловым.
Временное правительство, однако, не имело намерения распустить союз. Оно знало, что поток резолюций армейских комитетов не причинит вреда организации и она устоит. Эсеро-меньшевики, мечущиеся между верхушкой армии и ее низами, больше трепещущие перед первой, чем перед вторыми, часто принимали резолюции исключительно под давлением масс. Бумажный дождь можно было переждать, отсидеться. Не то было со взрывом стихийной солдатской ненависти к офицерскому союзу. Протесты солдат кое-где вылились в беспощадные самосуды. Солдаты, особенно матросы, расстреляли десятки наиболее ненавистных офицеров. Но тут на помощь Главному комитету союза офицеров пришло правительство. В архивах сохранилась чрезвычайно интересная запись разговора по прямому проводу начальника кабинета военного министра Барановского с генералом Лукомским, виднейшим руководителем контрреволюции. Барановский поучал генерала Лукомского: "Считаю необходимым лично от себя добавить, что, зная работу союза офицеров, я уверен, что Керенскому и комитету союза офицеров совершенно по дороге, но методы прохождения пути глубоко различны, и, в частности, избранный комитетом путь прямо невозможен и недопустим, ибо только осложняет положение и создает затруднения деятельности Керенского, портит и самому себе, так как в Петрограде не только в демократических органах, но и во всех кругах создается впечатление, что комитет союза ведет странную игру и является гнездом реакции..."[666]
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу