В Барышников - Вступление Финляндии во вторую мировую войну 1940-1941 гг.

Но далее сказанное выше не получает своего развития в работах О. Маннинена, когда он уже излагает цели Финляндии в войне. Это прежде всего видно по опубликованной в 1987 г. многотомной истории страны, где был помещен его раздел «Финляндия во второй мировой войне». [223] Manninen O. Suomi katsoi eteensä. Hels., 1985. S. 266. Здесь его оценки практически не отличаются от трактовок предшественников, описывавших события войны.

Заметим, что уже 1980-е годы Маннинен выдвигается в ведущие историки военного периода и становится главным редактором исторического журнала. Ежегодно о событиях 1939–1944 гг. он публиковал целые серии статей в научной периодической печати. В военном журнале «Сотиласайкака-услехти» он регулярно выступал с краткими публикациями о своих новых изысканиях о войне. С другой стороны, благодаря знанию русского языка О. Маннинен пользовался российскими источниками и прежде всего документами ряда российских архивов.

Оценки событий в этих работах Охто Маннинена в целом соответствовали установившимся в Финляндии трактовкам периода второй мировой войны. В частности, присутствует и тезис о «советской угрозе», которая, по его мнению, подтолкнула Финляндию к «братству по оружию» с фашистской Германией. В результате этого он выборочно использовал те источники и публикации некоторых российских авторов, которые соответствовали его концепции, [224] См.: Stepakov V. Sodalla on hintansa. Hels.; Keuruu, 1996. S. 7-12; В отдельных, чаще всего периодических изданиях Финляндии в 1990-х годах заметна тенденция уделять внимание материалам, подготовленным в России, в которых авторы придерживаются традиционных концепций финской историографии. Иногда такого рода публикации выглядят в финских научных изданиях чуть ли не как «сенсация», хотя они не имеют ничего общего с действительным ходом исторических событий. Нелепости, содержащиеся в них, обычно связанны прежде всего со слабой компетентностью их авторов и заведомым искажением самой сути используемых источников. Особенно показательны в этом отношении «изыскания» преподавателя из Петрозаводска Ю. М. Килина (См.: Kilin J. 1) Karjalais-suomalainen Sosialistinen Neuvostotasavalta // Kahden Karjalan välillä. Kahden Riikin riintamaalla. Joensuu; Tampere, 1994. S. 195; 2) Rajaseudun väki kahdesti panttina 1939–1940 // Historiallinen Aikakauskirja. 1993. N 3. S. 205). что сказывалось на сути его исследований.

Таким образом, ошибочным было бы считать, что консервативные взгляды отдельных финских авторов в новых условиях уже полностью уступили дорогу реалистическим оценкам. Модифицируя концепцию так называемого «сплавного бревна» в финской историографии, сторонники Корхо-нена стали тогда представлять внешнюю политику Финляндии рассматриваемого периода в виде «управляемой лодки», двигавшейся в русле германской политики. Управляемость же ею понималась в смысле решения сугубо своих целей в войне, когда требовалось «миновать пороги и уметь заблаговременно при приближении их правильно определить соответствующий курс». [225] Kallenautio J. Suomi katsoi eteensä. Hels., 1985. S. 266. По словам военного историка Анси Вуоренмаа, когда «Финляндия с помощью Германии стремилась проплыть мимо "советских рифов"», то «лодка, оказавшись во власти волн в русле огромного течения, становилась неуправляемой». [226] Vuorenmaa A. Välirauhan ainoa — mietteitä vuosilta l940 ja 1941 // Sotilasaikakauslehti. 1981. N 6–7. S. 436. Так, теория «сплавного бревна» несколько видоизменилась и предстала уже в качестве «полууправляемой лодки».

В результате для исследований проблемы вступления Финляндии в войну на стороне фашистской Германии, осуществленных в 1980-1990-х годах характерен определенный отход значительной части финских ученых от тех взглядов, которые формировались под влиянием сложившихся в период войны, но этот процесс явно еще не завершился. Не поставлена и точка в исследовании той проблемы, которая связана с полным выяснением скрытой договоренности между Германией и Финляндией в 1940–1941 гг., а также характера ее оформления. Требовалось строго научно подойти и к выяснению утверждения о существовавшей для Финляндии «военной угрозы» со стороны Советского Союза, поскольку оно вошло в финскую историографию на прежней пропагандистской основе. Важно было прояснить и степень информированности Москвы о развитии германо-финляндских контактов в 1940–1941 гг., и какова была реакция руководства СССР на эти контакты.

М. Ёкипии, конечно, был прав, когда в заключении своего фундаментального труда о вступлении Финляндии в войну особо отметил следующее: «К настоящему времени сложилось лишь два исследовательских этапа: первый в 1945–1970 гг. был связан с использованием немецких источников, второй, наметившийся в 1970-е гг. и продолжающийся до сих пор, основан на документах западных стран и отечественных архивных материалах. Третий масштабный этап, базирующийся на открывающихся архивах России, еще впереди». [227] Jokipii M. Jatkosodan synty. S. 652–653.