Григорий Чухрай - Моя война

- От вас потребуется очень немного. Вы - курьер, прибывший к Ушакову от царя Павла. Вы подниметесь по этому трапу на палубу, изысканно поклонитесь Ушакову - его играет артист Переверзев,- произнесете несколько слов приветствия и подадите пакет адмиралу. Вот и все.

Актер, как мне показалось, был несколько разочарован простотой задачи, сказал, что ему все ясно, взял текст приветствия и отправился на грим.

Солнце быстро катилось к закату, съемочного времени оставалось мало. Чтобы выиграть время, мне было поручено организовать действия матросов и офицеров на втором плане. Наконец появился артист в костюме и гриме. Михаил Ильич осмотрел его и остался доволен. Началась последняя репетиция перед съемкой. Артист проделал все, что от него требовалось, изящно и даже с блеском. Только текст он помнил нетвердо, и Ромму пришлось в одном месте поправить его.

- Съемка!

Зашипели и зажглись осветительные приборы, пиротехники пустили в ход свои дымовые шашки.

- Аппаратная, мотор!

Подбежала какая-то девушка и щелкнула у самого носа актера хлопушкой.

- Начали!

Но тот оставался на месте - он растерялся.

- Стоп! - скомандовал Ромм и мягко спросил актера: - Вас, вероятно, выбила из состояния наша специфика?

- Да, Михаил Ильич, очень непривычно...- Актер смущенно показал на хлопушку.

- Хорошо, мы хлопнем в конце съемки,- согласился Ромм.- Нашим актерам она не мешает. Многие даже не могут без хлопушки играть. Она мобилизует. Вы готовы?

- Да.

- Аппаратная, мотор!.. Начали!

Актер поднялся по трапу на палубу, изысканно поклонился Ушакову, помолчал, потом повернулся к Ромму:

- Ради бога, простите! Я забыл текст.

- Ничего. Не смущайтесь, это бывает. Помогите актеру!

Режиссер-практикант Катя Народицкая поднесла листок с текстом. Актер принялся повторять его, шевеля губами. Ромм терпеливо ждал.

- Я готов,- сказал наконец актер.

Начали снимать. И опять все шло хорошо до злополучной фразы приветствия. Здесь актер опять смешался и назвал Ушакова "императорским величеством". Кто-то в массовке хихикнул. Актер смутился и побледнел.

Потом повторили еще несколько дублей, но ни в одном он не мог произнести без ошибки злополучную фразу. Чем дальше, тем безнадежнее были его попытки. Он стыдился своей беспомощности и негодовал на себя. А между тем съемочное время приближалось к концу - солнце скатывалось к горизонту и грозило окрасить сцену в красный цвет. Оператор нервничал. Положение казалось безнадежным.

Среди тех, кто играл на втором плане, был опытный кинематографист, который считал, что эту роль сделал бы быстро и хорошо. Когда он сказал мне об этом, я даже удивился, как это раньше не пришло никому в голову. Его даже гримировать не надо было - просто переодеть в костюм, и сцена была бы снята.

С этим предложением я обратился к Ромму. Но Ромм с удивлением посмотрел на меня.

- А как же тот актер? Нет, так нельзя! - Он недовольно нахмурился.

Я что-то пролепетал: мол, время уходит, а он все равно ничего не сделает. Ромм помолчал, потом решительно сказал мне:

- Вот что: возвращайтесь на свое место и не обижайтесь, если я неожиданно стану вас ругать.

Я возвратился на место, а Ромм объявил съемку. Но едва актер начал действовать, Ромм крикнул: "Стоп!" - и набросился на меня с упреками:

- Ну что вы там творите, Гриша? Как у вас работает второй план? Почему вы не выполняете то, что вам говорят?! Вы же срываете мне съемку!

Группа опешила. Никто не видел Ромма в таком гневе. Все подавленно молчали. Я помнил о предупреждении, но голос Михаила Ильича звучал столь убедительно, а очки так грозно блестели, что я подумал, что и в самом деле он недоволен мной, и стал оправдываться. Ромм только отмахнулся.

- Не надо мне ваших оправданий! Съемка!

Включили камеру, и актер проиграл всю сцену до конца, ни разу не запнувшись, не перепутав текста.

- Стоп! У вас все в порядке?

- Да, Михаил Ильич,- ответил оператор.

- Спасибо! Съемка закончена!

- Как? Уже? - удивился актер.

- Вы прекрасно все сыграли,- похвалил его Ромм.

Актер с облегчением вздохнул:

- Это я, Михаил Ильич, с испугу...

За ужином Ромм весело подтрунивал надо мной, очень похоже показывая, какой у меня был вид, когда он набросился на меня с упреками. Потом серьезно сказал:

- Есть люди, которые считают, что ради хорошего фильма можно идти на всевозможные издержки и компромиссы, даже на компромисс с собственной совестью. Я так не считаю. Никакой фильм не стоит того, чтобы обижать человека, не считаться с его здоровьем, тем более с его человеческим достоинством. Вообще работа актера в кино - тяжкий, опасный труд, многие не понимают этого и совершено не считаются с актерами. В кино артист очень беззащитен, он зависит от всех: от дирекции, от оператора, от своего партнера, от случая, от сценария. Хорошо еще если режиссер попадется хороший, а если дурак, самодур?.. На театре легче. Театральный актер зависит от режиссера только до поднятия занавеса, а начался спектакль - и он может играть так, как считает нужным: там есть объективный судья публика. Наш актер лишен такой возможности. Начнет играть по-своему, не так, как сказал ему режиссер, тот остановит камеру - и все. Если режиссер глуп и бездарен, ничто не поможет актеру; ни мастерство, ни талант, ни опыт,- будут выбраны не те дубли, будут приняты не те интонации, и роль, а с ней и артист будут погублены. Нет ничего отвратительнее режиссера-хама. Один такой хвастался...- Ромм преображается и удивительно точно показывает знакомого режиссера.- "Метод Станиславского, метод Станиславского. У каждого свой метод. У вас свой, у меня свой... А что делать, если актер не играет? Все, лишь бы играл!.. Снимаю я сцену. Замысел гениальный. Бал, все танцуют, всем весело, героиня тоже танцует, а на глазах слезы. Блеск!.. Начинаю снимать - ничего не получается, актриса не тянет. Роскошная внешность и все такое, но слез ни в одном глазу! Объясняю, упрашиваю, сам чуть не плачу, но толку чуть. Ну, думаю, дубина ты этакая, я тебя сейчас раскачаю, ты у меня заплачешь!.. Даю команду приготовиться к съемке, подхожу к ней и, знаете, даю оплеуху. "Метод физических действий"! Она смотрит на меня, хочет что-то сказать. Вдруг подбородочек задрожал - и слезы! Полные глаза слез! Кричу: "Камера!" Снимаем. Блеск!"