Игорь Дамаскин - Сталин и разведка

Однако Сталин принял нас весьма холодно. Он упрекнул за непонимание реальностей войны и спросил, как, на наш взгляд, можно использовать «Монастырь» и другие радиоигры для оказания помощи нашей армии в наступательных операциях, и предложил расширить рамки радиоигр, отметив, что старые приемы не подходят к новой обстановке.

Сталин вызвал генерала Штеменко, начальника оперативного управления Генштаба, и тот зачитал приказ, подготовленный еще до нашего разговора. В соответствии с приказом, мы должны были ввести немецкое командование в заблуждение, создав впечатление активных действий в тылу Красной армии остатков немецких войск, попавших в окружение в ходе нашего наступления. Замысел Сталина заключался в том, чтобы обманным путем заставить немцев использовать свои ресурсы на поддержку этих частей и «помочь» им сделать серьезную попытку прорвать окружение. Размах и смелость предполагавшейся операции произвели на нас большое впечатление. Я испытывал подъем и одновременно тревогу: новое задание выходило за рамки прежних радиоигр с целью дезинформации противника».

И, наконец, последний раз Судоплатов увидел Сталина в конце февраля 1953 года.

«Я был очень возбужден, когда вошел в кабинет, но стоило мне посмотреть на Сталина, как это ощущение исчезло. То, что я увидел, меня поразило. Я увидел уставшего старика. Сталин очень изменился. Его волосы сильно посерели, и хотя он всегда говорил медленно, теперь он явно произносил слова как бы через силу, а паузы между словами стали длиннее. Видимо, слухи о двух инсультах были верны: один он перенес после Ялтинской конференции, а другой — накануне семидесятилетия, в 1949 году.

На этот раз обсуждались два важных вопроса: о реорганизации зарубежной разведки и о террористическом акте против Иосифа Броз Тито, руководителя Югославии. Выслушав мнения по первому вопросу, Сталин сказал: «Бюро по диверсиям за рубежом следует сохранить как самостоятельный аппарат с непосредственным подчинением министру. Оно будет важным инструментом в случае войны для причинения серьезного ущерба противнику в самом начале военных действий. Судоплатова также следует сделать заместителем начальника Главного разведуправления, чтобы он был в курсе всех наших агентурных возможностей, чтобы все это использовать в диверсионных целях».

По второму вопросу Сталин передал Судоплатову написанный от руки документ и попросил прокомментировать его. Это был план покушения на Тито, по справедливому мнению Судоплатова, совершенно невыполнимый (так как он предусматривал использование агента «Макса» — И.Р. Григулевича, совершенно не подходящего для этой цели), что он и высказал, глядя в глаза Сталину.

«Однако Сталин прервал меня и, обращаясь к Игнатьеву, сказал, что это дело надо еще раз обдумать, приняв во внимание внутренние „драчки“ в руководстве Югославии. Потом он пристально посмотрел на меня и сказал, что, так как это задание важно для укрепления наших позиций в Восточной Европе и для нашего влияния на Балканах, подойти надо к нему исключительно ответственно, чтобы избежать провала, подобно тому, который имел место в Турции в 1942 году, когда сорвалось покушение на посла Германии фон Папена».

На этом разговор закончился, и больше эта тема не поднималась, так как через десять дней Сталин умер.

О встрече со Сталиным резидента в Хельсинки Бориса Аркадьевича Рыбкина (он же Ярцев, он же «Кин») рассказала в своих воспоминаниях его жена, разведчица и писательница Зоя Воскресенская-Рыбкина. Обстоятельства этой встречи и полученное Рыбкиным задание — в главе «Была ли у Сталина личная разведка».

Разведчик-нелегал, а позднее руководящий работник «легальной» разведки, Василий Зарубин, и его жена Елизавета (урожденная Горская) вписали яркую страницу в историю советской внешней разведки.

В октябре 1941 года Зарубин был назначен главным резидентом в США. Ему подчинялись сразу две резидентуры — в Нью-Йорке и Вашингтоне.

Ночью 12 октября 1941 года, когда немцы подходили к Москве, Зарубин был вызван в Кремль. Никаких признаков нарушения нормального ритма жизни, суматохи или подготовки к эвакуации, а тем более к бегству, он там не заметил. Его проводили в приемную. Несколько человек, военных и штатских, молча сидели в ожидании.

— Товарищ Зарубин, — полувопросительно, полуутвердительно произнес Поскребышев. — Сейчас вас примет товарищ Сталин.

У Зарубина заныло под ложечкой. Он знал, зачем едет в Кремль, но значительность этой фразы поразила его.