Сергей Мельгунов - Судьба императора Николая II после отречения

Едва ли Корнилов принимал участие в разработке инструкции. Об этом ниже.

Сообщение это, следовательно, появилось одновременно с отчетом о речах Керенского, где министр юстиции говорил, что он самолично отвезет бывшего царя на Мурман.

О посещении Гучковым дворца вместе с Корниловым в момент ареста и еще раз после рассказывает и царский камердинер Волков, но он так явно перепутал все даты и подробности, что его показаниям никакой цены придавать нельзя (и самый арест он относит приблизительно к 3 марта).

По словам Бенкендорфа, Корнилов тут же сказал, что арест является мерой охранительной и что после выздоровления детей царская семья будет отправлена в Мурманск.

В официальном отчете это «триумфальное шествие» представлено значительно скромнее и упомянута лишь десятиминутная остановка в Орше, где делегация удостоилась шумного приветствия толпы.

Конфуз вышел только с ген. Цабелем и его адъютантом, снявшими императорские вензеля в то время, как солдаты Собственного Е. В. полка были в вензелях (Дубенский).

Вольная рука мемуариста, правда, не бывшего в этот день в Ставке, рисует в весьма образных тонах другую картину. Одинокий, покинутый царь из окна своего рабочего кабинета наблюдает торжественную церемонию принесения Ставкой присяги новому правительству. Керенский не сделал справки – присяга происходила 9 марта, т.е. на другой день после отъезда императора.

В книге, изданной в 25 г., автор почему-то сохраняет инициалы, хотя из всего дальнейшего изложения ясно, что речь идет о ген. Кислякове.

В воспоминаниях Вырубовой эта «трогательная толпа людей», со слов якобы царя, превратилась в толпу, стоявшую на коленях на всем протяжении от дворца до вокзала.

Укажу между причин на один пример. Свидетельствующие перед Соколовым указывали, что на царя тяжелое впечатление произвело отсутствие среди приближенных лично близкого семье фл. ад. Саблина. Может быть, установлен факт, что Саблин находился в это время среди арестованных матросами гвардейского экипажа.

Приказ был написан, конечно, до того момента, когда царь узнал, что он лишен свободы. По утверждению Пронина текст приказа был лично написан Николаем II поздно вечером 7 марта.

Среди опубликованных документов нет этой «запретительной» телеграммы Гучкова. О запрещении говорят и Лукомский, и Бьюкенен, и другие.

По-видимому, сведения эти весьма преувеличены. Другие свидетели позже говорили о нескольких пулеметах, имевшихся в распоряжении «отряда».

В своих книгах Керенский по-разному изображает советскую экспедицию. В »Rеv. Russe» он относит предприятие Масловского к ночи на 8 марта (когда царь был еще в Ставке) и говорит, что все меры подготовлены в величайшем секрете, с целью поставить правительство перед совершившимся фактом – в смысле ареста императора. В »La Veritй» он вновь называет экспедицию Масловского частной инициативой, предпринятой без ведома Совета, и полагает, что из соображений своего престижа Совет покрыл эту частную инициативу. Вслед за Керенским и следователь Соколов признавал миссию Мстиславского актом индивидуальным.

Автор оговаривается, что такое распоряжение он отдал только в уверенности, что отряду не придется двинуться с вокзала, иначе он «никогда и никому не передал бы командования. Разве такие поручения передаются».

Наименование эмиссара «Манковским» в дневнике довольно характерно. Мстиславский рассказывал, что Бенкендорф негодовал: «И как вы, именно вы, с прошлым вашего рода, могли пойти на такое оскорбление Величества… и в таком виде». Престарелый церемониймейстер Двора знал отца Масловского, он едва ли мог об этом забыть, внося соответствующие строки о рейде Масловского-сына.

Растерянность эмиссара несомненна – этим и объясняется то фанфаронство, которым пронизаны его воспоминания. Но не одна только «растерянность» определила неудачу экспедиции.

В газетах на другой день сообщалось, что по Петрограду распространился слух, что царь бежал.

Доклад о постановлениях Исп. Ком. 3, 6 и 8 марта не упомянули.

Революционное творчество Соколова превзошло беллетристику Мстиславского.