Сергей Мельгунов - Судьба императора Николая II после отречения

Обратимся и мы к событию, происшедшему в Перми и так тесно связанному с екатеринбургской и алапаевской драмами.

Пермского дела сибирское следствие коснулось лишь слегка. На основании рассказа камердинера Императрицы Волкова, оказавшегося в заключении в Перми в одной тюрьме с камердинером в. кн. Михаила Челышевым [422], Соколов восстановил более или менее картину увоза ночью на 13 июня из «Королевских Номеров» великого князя и секретаря его Джонсона и организации за ними фиктивной «погони». По данным расследования Соколова, в. кн. Михаил и Джонсон увезены были «пермскими чекистами» на соседний с Пермью Мотовилихинский завод, где и были убиты (тела их были «там же, видимо, сожжены»). После этого был распространен слух, что великий князь увезен «монархистами». В «Пермских Известиях» напечатано было объявление: «В ночь на 31 мая организованная банда белогвардейцев с поддельными мандатами явилась в гостиницу, где содержался Михаил Романов и его секретарь Джонсон, и похитила их оттуда, увезя в неизвестном направлении. Посланная в ту же ночь погоня не достигла никаких результатов. Поиски продолжаются».

«Пермское злодеяние» подробно рассказано Ганом (Гутманом) на основании официальных документов и показаний свидетелей-очевидцев, опрошенных в разное время военными властями, прокуратурой и лично автором («Возрождение», январь 32 г.). «Все свидетельства, – говорит автор, – мной тщательно проверены». К сожалению однако, работа Гана не стоит по своим исследовательским методам на должной высоте; весьма не отчетливое использование документов, сливающее личное толкование с самим текстом документа, совершенно обесценивает анализ, который делает автор, а главное, за документальные данные подчас выдаются свидетельские предположения, распространенные слухи и собственные догадки.

На основании свидетельских показаний можно, пожалуй, установить с очевидностью, что в. кн. Михаил Александрович и Джонсон были убиты во время обстрела со стороны «погони» теми людьми, которые их увезли, и что тело Джонсона тут же в лесу было закопано, а труп Михаила Александровича отвезен на Мотовилихинский завод и сожжен в плавильной печи. С несомненностью явствует и то, что всем предприятием руководил председатель местного областного комитета, «левый» коммунист Мясников, будущий возглавитель так называемой «рабочей оппозиции». Он сам в этом признается в своей оппозиционной брошюре (21 г.): «Если я хожу на воле, то потому, что я коммунист пятнадцать лет… и ко всему тому меня знает рабочая масса, а если бы этого не было… где был бы? В Чеке или больше того: меня бы «бежали», как некогда я «бежал» Михаила Романова, как «бежали» Розу Люксембург и Либкнехта».

Ган категорически утверждает, что «с первых чисел мая (ст. ст.) Мясников находился в усиленной переписке с Москвой по поводу судьбы в. кн. Михаила Александровича. Писал Свердлов. На некоторых письмах Свердлова были пометки и поправки Ленина. Московские инструкции давали Мясникову полную свободу действия в выборе времени и формы уничтожения великого князя, но ставили единственное требование: убийство должно было быть совершено в полной тайне, а главное – оставить в населении впечатление, что великий князь бежал…» Источники, откуда заимствовал автор свои сведния (столь точные, что он знал даже о «пометках» и «поправках» Ленина в интимных письмах Свердлова Мясникову), не указаны. Вероятно, из допросов местных большевиков, причастных к Ч. К. Так, приходится предположить на основании указаний, взятых из показаний, неопределенных по месту и времени, некоего Сыромятникова: «Нам было известно, что центр стоит за ликвидацию Романова не в официальном порядке и за уничтожение трупов царских особ». О том, что Мясников «непосредственно сносился с Москвой», заявляет и другой чекист, Бородулин.

Должно отметить, что в изложении Гана до чрезвычайности сгущены краски в описании той политической обстановки, которая наблюдалась в Перми в мае. Иногда здесь попадаются ссылки на свидетельские показания, хронологически явно ошибочные для того времени: «Загородная роща завалена трупами расстрелянных», – говорил владелец магазина на Сибирской улице Назовский, убеждавший вел. кн. Михаила бежать из Перми; другой владелец ювелирного магазина Курумков в показаниях, данных в Перми в 22 г., тоже подтверждал, что «в начале мая свирепствовала Чека». Хотя пароль «Да здравствует красный террор» был дан Ц. К. партии большевиков еще после первого покушения на Ленина 10 января, массовых расправ в этом смысле до сентября не было и никаких «сотен людей» в Перми тогда еще «ежедневно» не гибло в застенках Ч. К. Может быть, фактический «начальник пермского края» Мясников и был неофициальным главой местной Ч. К.; может быть, он действительно по целым ночам просиживал в Ч. К. и сам производил допросы, желая уничтожить «весь буржуазный класс» и показать другим, как делается революция! По утверждению Бородулина, ни один смертный приговор не был выполнен без санкции Мясникова, он самолично расстреливал людей, за которыми сам же приходил ночью в тюрьму и которых вызывал по списку. Если все это было, то это было уже в дни «красного террора», последовавшего в сентябре после покушения на Ленина. За Михаилом Александровичем по предписанию Ленина и Свердлова, рассказывает Ган, был установлен бдительный надзор из надежных людей «под личной ответственностью председателя совдепа». По словам советского исследователя Быкова, местный исполком снял с себя перед центром ответственность за «целость Романова», находившегося под гласным надзором милиции, и по предложению Петрограда, т.е. Урицкого, надзор был специально поручен Губерн. Чр. Комиссии, «куда Михаил и ходил для отметки в установленные дни». Мясников мог иметь «верховный надзор» за выполнением этой инструкции. Однако несмотря на постоянное дежурство в доме [423]и около дома «трех чекистов», великий князь в мае свободно гулял по городу, появлялся на сенном базаре, «обходил лавки и мужицкие подводы», беседовал со встречными. В мае приезжала в Пермь жена Михаила Александровича гр. Брасова. Доступ к нему фактически не был затруднен, как засвидетельствовал Яблоновский (Потресов), посетивший Пермь за две недели до «похищения». Одним словом, несмотря на самый бдительный надзор, Михаил Александрович почти накануне своей гибели легко мог скрыться из Перми, если бы того пожелал.