Лео Мулен - Повседневная жизнь средневековых монахов Западной Европы (X-XV вв.)

В принципе, можно утверждать, что практика проведения выборов в современном мире берет свое начало не в греческой и римской античности, как считалось долгое время (ибо избирательная практика древних, кстати говоря, весьма примитивная, была предана забвению после германских нашествий, а частично даже и до них), а в тех избирательных системах, которые на протяжении веков без всяческого принуждения или фальсификации использовались Церковью в целом и монашескими орденами в частности.

Интересно отметить, что единственная практика не церковного происхождения была «конклав», применявшийся коммунами с 1216 года. Утомленные непомерными расходами в связи с присутствием на выборах большого числа избирателей, они приняли решение запирать их на ключ («clavis»), оставляя без постели на хлебе и воде, чтобы ускорить принятие решения. В некоторых городах это запирание на ключ кончалось тем, что запертые разбирали крышу! И все же практика конклавов, правда в смягченном виде, была принята сначала доминиканцами (в 1238 году), а затем вторым Лионским собором (1274).

Тем не менее все эти великолепные избирательные системы создавали проблемы. Что делать, если единодушия не удастся достичь путем компромисса? Если не получится собрать большинство голосов? Или меньшинство будет упорствовать в своем отказе признать мнение большинства? Дом Шмиц отмечает удивительные формы компромиссов, например, передачу решения на усмотрение… одного арбитра, к тому же местного епископа!

Мартен рассказывает о голосовании, проведенном по правилам, в котором, однако, анализ результатов производился счетчиками голосов весьма странным образом. Объявив имена победителей на выборах, публично разобрав достоинства и добродетели каждого из них, они перечислили и имена тех, кто выказал свое предпочтение тому или иному, анализируя причины выбора и личные качества избирателей. Легко представить, до каких крайностей можно дойти ради заботы об общем благе в ходе публичных разоблачений, какие раны можно нанести подобной практикой.

Всегда ли выборы были свободными и регулярными? Всегда ли удачным оказывался выбор руководства? Разумеется, до совершенства было далеко. Как и нет нужды далеко ходить за примерами: Жиль де Мюизи рассматривает выборы, отмеченные завистью, притязаниями и гордыней, чего не было, возможно, у нищенствующих орденов («потому что они умели скрывать свои дела лучше других»). Многое указывает на то, что в монастырях случалось и соперничество, и столкновение амбиций, еще более непримиримых из-за того, что они должны были сдерживаться и подавляться.

С другой стороны, жесткое давление на монастыри очень скоро начал оказывать внешний мир, проявляя свои аппетиты и жажду власти. Крайняя тщательность и формализм избирательных процедур монашества большей частью объясняются именно желанием избежать такого внешнего давления. Монахи отчаянно сопротивлялись этому губительному для их сообщества вмешательству, хитря, торопясь, окружая себя множеством предосторожностей, дабы не оказаться застигнутыми врасплох перед уже свершившимся фактом. Это удавалось им с большим или меньшим успехом. Аббатства были центрами могущества и часто богатства. Монашеские ордена простирали свое влияние на всю Европу. А разве дворянство не стремилось пристроить в монастырь кого-нибудь из своих? И как избежать того, чтобы соседние соперничающие ордена, епископы одной епархии, коммуны не повели себя наподобие современных «групп давления»? Какой резон королю и папе отказываться от своего права надзора над внутренними делами аббатств?

В конце XIII века король Англии прибегает к помощи Рима, чтобы властью папы аннулировать избрание епископа. И он добивается своего. Избран монах – придворный чиновник! Монахи, коих надлежащим образом «просветили» и «пожурили», провели выборы «ко всеобщему одобрению». Подтасованные выборы.

Многочисленные тома написаны о том, что должен делать настоятель монастыря, каким должен быть его нравственный облик, полномочия, источники его авторитета, его личные качества, его отношения с братией, которой он руководит и за которую несет ответственность.

Согласно св. Бенедикту, аббат является викарием («заместителем») самого Христа, отцом всего монастыря, и вся братия должна уповать на него, ведь он – врачеватель и пастырь душ, наставник и организатор жизни в обители. В каждой главе устава мы найдем слова: арбитр, наставник, заступник, принимающий решения. И они ясно подчеркивают, что руководство монастыря было «персональным», все находилось в руках аббата. В таких условиях естественно, что послушание братии оценивается как первейшая, главная добродетель монаха (на протяжении веков она станет добродетелью верного члена Церкви, женщины, ребенка, солдата, подчиненного…). Кроме того, сама повседневная жизнь, церемониал, богослужения постоянно подчеркивали превосходство настоятеля: монах встает и кланяется, когда мимо него проходит аббат. Питается настоятель отдельно, приглашая того или иного монаха за свой стол, что считается большой честью, от которой отказываться нельзя. Своих гостей он принимает в отдельном, специально подготовленном для этого помещении. Он не спит в общей спальне. Он совершает отдельную мессу вместе со своими капелланами. У него свои доходы, он имеет свой герб, а некоторые аббаты носят жезл. Настоятели нередко бывали благородного происхождения, а уже в силу этого они привыкли повелевать. С другой стороны, большое число подчиненных привыкли повиноваться и не представляли себе, что может быть иначе. Добавим также, что подчас в таком руководстве проступали следы садизма. Элио рассказывает об одном аббате из конгрегации Фульда, который не умел соединять «милосердие и мягкость со справедливой твердостью». Он третировал своих монахов за малейшую оплошность и выгонял в какой-нибудь приорат, подчиненный аббатству, «не учитывая ни возраст, ни достоинства монахов». И наоборот, некоторые монахи, «рьяные в своем подчинении», желающие прежде всего раствориться в служении Богу при посредничестве своего настоятеля, проявляли определенный мазохизм по отношению к телу и душе.