Первым из арестованных, согласившихся сотрудничать со следствием, был Сокольников. А. М. Ларина рассказывает, что в лагере жена заместителя наркома внутренних дел Прокофьева сообщила ей со слов последнего: сразу же после ареста и предъявления обвинений Сокольников сказал: «Коль скоро вы требуете от меня неслыханных признаний, я согласен их подтвердить. Чем большее число людей будет вовлечено в инсценированный вами спектакль, тем скорее опомнятся в ЦК и тем скорее вы сядете на мое место» [67] Ларина A. M. Незабываемое. С. 308.
.
Этот факт является одним из примеров того, что в 1936 году не только люди, не информированные о сталинской политической кухне, но и искушенные политические деятели, попавшие под каток репрессий, не представляли себе, насколько жестокой будет политическая стратегия, сформировавшаяся в результате сочетания сложного комплекса внутренних и геополитических обстоятельств с личными качествами Сталина.
Даже руководители такого масштаба, как Сокольников, были в плену естественной для подобных экстремальных ситуаций психологической установки: «этого не может быть», верили в «здравый смысл» правящей верхушки. Как показывает наш сегодняшний опыт, подобные неистребимые массовые иллюзии возрождаются в условиях жестоких исторических переломов, зачастую оказываясь роковыми, формирующими у множества людей совершенно неадекватное представление о происходящем и в конечном счете подталкивающими их к ложному историческому выводу.
Сталин, тщательно следивший за ходом следствия по делу Сокольникова, на протоколе его допроса сделал пометки, прямо указывавшие, каких именно показаний следует от него добиваться. Рядом с изложением рассказа Сокольникова о его встрече с английским журналистом Тальботом Сталин поставил вопрос и сам же дал на него нужный ответ: «А все же о плане убийства лидеров ВКП сообщил? Конечно, сообщил». На последней странице протокола, где было зафиксировано показание Сокольникова о том, что ему было неизвестно о связях Тальбота с английской разведкой, Сталин приписал: «Сокольников, конечно, давал информацию Тальботу об СССР, о ЦК, о ПБ, о ГПУ, обо всем. Сокольников — следовательно — был информатором (шпионом-разведчиком) английской разведки».
Сложнее оказалось добыть показаний от Радека — единственного видного троцкиста, допущенного после капитуляции на ответственную работу в партийном аппарате (до ареста он работал заведующим бюро международной информации ЦК ВКП(б). После подачи покаянного заявления Радек дал Сталину обязательство вести активную пропаганду против левой оппозиции и стал одним из его главных помощников в клеветнических кампаниях против «троцкизма». «Из-под его пера теперь выходили самые беспринципные обвинения и ядовитые инвективы, направленные против Троцкого, — писал А. Орлов. — Уже в 1929 году, за семь лет до начала московских процессов, Радек в своих публичных выступлениях называл Троцкого Иудой и обвинял его в том, что он сделался “прихвостнем лорда Бивербрука”. Поток этой брани и клеветы с годами усиливался буквально в геометрической прогрессии» [68] Орлов А. Тайная история сталинских преступлений. С. 193.
.
О наиболее грязном поступке Радека — выдаче в 1929 году Блюмкина, который после нелегального посещения Троцкого в Принкипо привез Радеку письмо от Троцкого, — оппозиционеры узнали от сотрудника секретно-политического отдела ОГПУ Рабиновича, втайне разделявшего взгляды оппозиции. Рабинович, как и Блюмкин, был расстрелян без суда. «Вина Радека по своей тяжести была равносильна тому, как если бы он сделался агентом-провокатором советских карательных органов… Старые большевики — даже те из них, кто никогда не имел ничего общего с оппозицией, — начали бойкотировать Радека и перестали с ним здороваться» [69] Орлов А. Тайная история сталинских преступлений. С. 193.
.
В статье, опубликованной в дни «процесса шестнадцати», Радек, похваляясь своей ролью доносчика в деле Блюмкина, внес новый нюанс в рассказ о встрече Блюмкина с Троцким. По его словам, Троцкий уговорил Блюмкина организовать транспорт нелегальной литературы в СССР. Радек рассказывал и о том, что в 1928 году Троцкий готовил побег за границу, «уговаривая меня и других сделать то же самое, ибо без заграничного центра ничего не выйдет». «Я ужаснулся, — прибавлял к этому Радек, — от мысли о действиях под охраной буржуазных государств против СССР и саботировал попытку побега» [70] Известия. 1936. 21 августа.
.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу