Лицом к лицу лица не увидать. Поэт прав.
В этом одна из главных тайн калачакры.
Я шёл за ней следом. Догнал. Куда-то приглашал — сразу в четыре места, наверное. Это-то уж объясняется не калачакрой, а смущением. Простительно. Меня бы поняли, если бы её увидели тогда, семнадцать лет назад. Не уверен, правда, относительно литературных критиков. Нашли бы изъяны. Более уверен в критиках от искусства: у них шире диапазон восприятия. Прошло восемь дней со дня моего возвращения из Асгарда. Конечно, я ещё не знал этого. Галлюцинации
— и все, ничего другого для меня тогда не существовало.
Только теперь вот я обобщаю: уж не та ли самая воля в образе валькирии перенесла меня туда с берега, а потом раздумала и вернула?
Какая разница в уровнях восприятия сейчас и тогда!..
Когда мы оказались на пляже рядом, валькирия спросила:
— Откуда эти шрамы и ссадины? Я ответил. Купался, мол, не совсем осторожно. Сейчас остался всего один заметный шрам и два поменьше. Это когда меня перебросило через камень. Я видел кровь на гальке, мои ноги кровоточили. Думаю, на камне были прикрепившиеся мидии. Их раковины очень острые. Судя по всему, на этих раковинах были какие-то полипы, я их видел много раз: белые маленькие ракушки поверх чёрной мантии мидий. Может быть, они помогли мне — шрамы были не такими глубокими.
Откуда она? Только читая «Старшую Эдду», я нашёл похожее. Прорицательница вёльва рассказывает: «Видела дом, далёкий от солнца, на Берегу Мёртвых, дверью на север; падали капли яда сквозь дымник, из змей живых сплетён этот дом».
Дверь той хижины действительно выходила на север. Что касается змей, то на них вполне похожи хворостины плетня, жёлтые и коричневые, иногда с крапинами и полосками. И потом, если бы дом не был сплетён из змей, которые расползлись, то как объяснить его исчезновение? Конечно, остаётся лазейка для острословов: это не дом, а хибарка, и её снесли. Да будет им известно, что па Черноморском побережье тогда лачуг не сносили. Остаётся все же неясность, которая на удивление точно повторяет неясность с текстом «Старшей Эдды», ибо никому достоверно не известно, что за дом имела в виду вёльва и почему он исчезает в других текстах и песнях о богах и героях.
Раньше я этого не знал. Не обратил внимания и, на поразительное совпадение. В моем столе с тех давних пор хранится большой нож, который я купил в ларьке, справа по дороге на городской пляж. Дело в том, что в «Песне о Хельги, сыне Хьёрварда» мимо кургана скакали девять валькирий, и одна из них, самая статная, обратилась к Хельги: «Поздно ты, Хельги, воин могучий, казной завладеешь и Редульсвеллиром, — орёл кричит рано,коль будешь молчать; пусть даже мужество, Хельги, проявишь!»
В этих строках не все гладко с точки зрения стиля, но таковы особенности поэтических текстов того времени.
…И тут же красавица валькирия сообщает Хельги:
«Мечи лежат на Сигарсхольме, четырьмя там меньше пяти десятков, и есть один, лучший из лучших, золотом убран, — гибель для вражеских копий. С кольцом рукоять, храбрость в клинке, страх в острие помогут тому, чьим он станет. На лезвие змей окровавленный лёг, другой же обвил хвостом рукоять».
Меч для Хельги, возлюбленного валькирии.
Нож для меня. Тоже подарок валькирии. Это ведь Лидия подвела меня к ларьку, который мне тогда не напомнил ни о местечке Сигарсхольм, ни о необходимости завладеть казной и Редульсвеллиром, то есть прекрасной землёй. Два змея на мече — рисунки, украшающие его лезвие и рукоять. На моем ноже именно два завитка. И я не без изумления обнаружил позднее, что их надо понимать как стилизованные изображения змей. Мечей было сорок шесть. И в коробке было примерно столько же ножей. Сейчас я бы пересчитал их, это очень важно. А осталось только воспоминание: груда ножей в коробке. Один из них стал моим.
Помог ли мне подарок валькирии?
Конечно, нож пригодился. Но разве сам по себе факт совпадения с мотивом героической песни не даёт оснований считать, что это и есть лучшая помощь, о какой только можно мечтать и наших условиях, когда казной владеют в силу родственных связей, да и Редульсвеллиром тоже. У меня же с этим очень, очень плохо.
Мы плескались в море под крутым берегом на всех диких пляжах даже после заката. И когда возвращались, то был уже голубой час, и нас ждали кофе и ужин (тогда в кафе ещё кормили). Удивительное явление с точки зрения благосостояния: даже вечером можно было купить вино, сухой херес, мадеру, не говоря уже о хороших конфетах или мускатном винограде.
Читать дальше