Николай Колесницкий: «Священная Римская империя»: притязания и действительность

Не может служить убедительным аргументом в пользу тезиса о мировом характере «Священной империи» и принадлежавшая якобы императорам прерогатива жаловать королевские титулы. Кроме Чехии и Венгрии (корона «св. Стефана» была к тому же пожалована папой Сильвестром II вместе с императором Оттоном III), других примеров подобного рода мы не можем назвать. Чаще всего королевские титулы жаловались папой или присваивались собственной властью. Прерогатива основывать университеты тоже не являлась сугубо императорской. Университеты основывали все, кто имел для этого надлежащие возможности – папы, короли, а позже даже свободные города. Легитимация незаконнорожденных (внебрачных или рожденных от не признанного законным брака) детей, в частности для того, чтобы сделать их правоспособными занимать престол, тоже являлась папской прерогативой.

Итак, концепция «Священной Римской империи» как мирового христианско-католического государства не имеет достаточного исторического обоснования. Были только притязания на мировое господство. Но подобные притязания выдвигаются нередко, как свидетельствуют исторические факты, и теми, кто не обладал высокими державными титулами. В иных случаях они создают прецедент для присвоения высшего титула, с помощью которого узаконивается фактическое господство. Титул «римского императора» как нельзя лучше отвечал таким целям, и историкам не следует его недооценивать.

Можно вполне согласиться с теми историками зибелевского направления, которые утверждают, что идея «Священной Римской империи» не вытекала из внутренних потребностей германского государства X-XI вв. Ни для политического сплочения Германии, ни для завершения оттоновской епископальной системы, ни для форсирования христианизации славянского Востока не требовалось установления господства над Италией и Римом и приобретения императорского титула. Все это с неменьшим успехом могло быть достигнуто и без создания империи. Императорский титул не служил средством внутригерманской политики, а лишь увенчивал достигнутые успехи и был заявкой на мировое господство. Но столь же несомненно, что императорский титул обеспечил германскому королю значительные временные преимущества. Поставленный в зависимость от императора папский престол стал на время орудием мировой и отчасти внутригерманской политики. Однако вскоре все обернулось против императора. Эмансипация папства во второй половине XI в. нанесла сокрушительный удар по мировым притязаниям империи. Папство, блокировавшееся в борьбе против императоров с сепаратистски настроенными князьями Германии, помогло последним подорвать положение королевской власти в стране. Таким образом, в итоге императоры не только не достигли «мирового господства», но и потеряли власть в собственном королевстве.

Тысячелетний юбилей «Священной Римской империи», широко отмечавшийся в научных и политических кругах ФРГ в феврале 1962 г., дал повод к новому обсуждению и новым оценкам фактов, связанных с этим событием. Историки снова обращаются к вечно спорным вопросам, что дали и чего стоили итальянская политика и «Священная Римская империя» немецкому народу. В ответах на эти вопросы повторяется многое из того, что не раз уже говорилось в ходе столетних дискуссий. Но появились некоторые новые мотивы, в которых можно заметить не просто «дань моде», но и определенную устойчивую тенденцию. Это прежде всего настойчивое подчеркивание «всемирно го служения» империи. Эта империя якобы не столько нужна была немцам, сколько всей Западной Европе, поскольку она выражала ее религиозно-политическое единство. Из этого напрашивается «логичный вывод», что и в наше время западноевропейские народы нуждаются в чем-то подобном для закрепления «атлантического единства». «Священная империя» могла бы послужить в этом смысле подходящей исторической моделью. Выходит, что понесенные в средние века немцами жертвы вполне окупаются теми политическими приобретениями, которыми пользуются западноевропейские народы и в настоящее время. Так выглядит новое оправдание агрессивной политики «Первой империи». Однако проблема «исторических издержек» итальянской политики германских королей этим не снимается. В историографической работе В. Шмидта снова поднимается вопрос о том, чего стоила и во что обошлась Германии итальянская политика. Повторяя неоднократно высказывавшееся мнение, что Оттон I еще до коронации в Риме обеспечил себе гегемонию победой на Лехе (955), он подчеркивает значение императорского достоинства для установления политического верховенства германского короля в Центральной Европе, в частности среди западных славян. По мнению В. Шмидта, императорский титул и римские правовые традиции сказались положительно на внутреннем положении германского государства, в частности они способствовали утверждению принципа неделимости (на уделы) государства. Автор отмечает значительное усиление политических связей между Германией и Италией в рамках «Священной Римской империи» и некоторое влияние Германии на Италию: был создан аппарат управления Италией, комплектовавшийся большей частью из немцев; нередко немцы ставились на епископские должности. По мнению Шмидта, императоры больше обращали внимания на управление Италией, чем Германией. В то время как для Германии в течение Х-ХII вв. издано всего несколько законов, для Италии издавались разнообразные законодательные акты, в частности по ленным делам. (Заметим, что Шмидт только отчасти прав: императоры не занимались в настоящем смысле слова управлением ни своим королевством, ни завоеванными ими итальянскими областями).